— Согласна. Сделай это сейчас, как можно быстрее. Потом сможешь вернуться в Гримстоун и вести себя так, будто ничего не случилось. Я останусь здесь, чтобы не попадаться никому на глаза. Ты сможешь приехать через пару недель, когда все успокоится.

Безмятежность кивнула, глаза ее были серьезны.

— Да, мама. Конечно.

Любовь приготовилась к реакции дочери.

— Я хочу, чтобы ты освободила и другую.

Безмятежность вздрогнула всем телом и посмотрела на косу, от ее красивого лица отхлынула вся кровь. Любовь предупреждала ее, но Безмятежность позволила себе привязаться к дающей. В результате она не желала освобождать ребенка, но эта дающая никогда не привыкнет к их образу жизни, что бы они ни делали и не говорили.

Безмятежность посмотрела ей в глаза.

— Но ты говорила…

Любовь подпустила язвительности в голос. На это потребовались силы, которых у нее не было.

— У нас нет выбора. Прими это. Живи дальше.

Безмятежность открыла было рот, чтобы возразить. Любовь подняла ладонь и многозначительно посмотрела на нее.

— Не надо. Отвези обоих к колодцу. Сделай это быстро и чисто, как я тебя учила. Не хочу, чтобы они страдали больше необходимого. Понятно?

Она посмотрела на Безмятежность и подняла брови. Дочь кивнула и быстро заморгала.

Любовь улыбнулась. С груди словно камень упал.

— Умница.

Она легла обратно в кровать.

С наслаждением расслабив ноющие мышцы, она закрыла глаза. Удовлетворение грело сердце. Она вырастила замечательного ребенка и хорошо ее обучила. Безмятежность хорошая рабочая пчела, готовая на все для своей королевы. Дочь выполнит работу быстро и аккуратно, совсем как она с первой дающей много лет назад.

Более мягким голосом Любовь сказала:

— Сообщи мне, как будет сделано.

Она подняла стакан. Безмятежность помедлила, потом чокнулась с матерью своим стаканом. Вместе, объединяя свою чистоту, они допили остатки крови, что взяли у Грегори Вудса. Облизнув губы, Любовь послала дочери воздушный поцелуй, потом закрыла глаза и притворилась, что уснула.

Услышав, как закрылась дверь, она тут же схватила рюкзак мальчика и улизнула из фургона. Она знала короткий путь через лес, который приведет ее прямиком к дому на ферме.

Скользя между деревьев, она гладила пальцем маленький ключ, прижимала его к губам, радуясь, что сохранила его. Давно уже она не испытывала такого подъема. От мыслей, как пройдется по высоким комнатам, вспоминая старые дни, когда в «Вечной жизни» кипела жизнь, кожу начинало покалывать.

С редкой в последнее время энергичностью Любовь возвращалась домой.

Наши дни

— Прости, что сорвался там, — сказал Диббс.

Перлайн кивнула, втайне довольная тем, что он заступился за нее.

— Все хорошо. Однако в следующий раз не забудь взять с собой меч, ладно?

Диббс вел машину, а она связалась с командой, но новостей не было. Она поручила двум детективам выследить Эндрю/Старание Андерсона, сообщила новости начальству, потом отключилась. Они ехали на ферму проверить рассказ Усердия Андерсона про тело. Ни она, ни Диббс особенно не надеялись, что он сказал правду, но Диббс настаивал, что осмотр места, где росла Безмятежность Финч, поможет им лучше понять личность, с которой они имеют дело. Он также отметил, что другие бывшие сектанты, возможно, все еще живут в регионе или неподалеку, и если они задержатся в Девоне, то им будет удобнее навестить их, если команда кого-то найдет.

— Их должны быстро отследить, — сказал Диббс, закидывая в рот одну мятную конфетку, а другую предлагая ей.

— Надеюсь. Но если там творилось что-то плохое, они изменили имена как можно скорее после случившегося. Ребята уже некоторое время занимаются этим и пока никого не нашли.

Она взяла конфетку. Потом еще одну. Сахар помог почти моментально.

— Может быть. Но ведь доказательств похищения детей или убийства не нашли. Все показали, что женщина, убившая Энтони Финча, а потом себя, была неадекватна. Все до одного члены «Вечной жизни» заявили, что ничего не знают о заборе крови у детей или о планах Андерсона похитить того мальчика. Они все сказали, что он делал это сам по себе, что опозорил общину, и они не хотят иметь с ним никаких дел.

— Да. Я как раз листаю дело, чтобы посмотреть, что говорили члены об убийстве Спасителем той женщины, — сказала Перлайн.

Диббс увеличил скорость до семидесяти и поправил свое зеркало, чтобы не слепило заходящее солнце.

— Во что верили члены «Вечной жизни»?

— Тут не говорится, однако судя по названию секты, думаю, можем предположить. Но вот в чем дело: никто ни слова не сказал о том, какие ритуалы они проводили или как функционировала община, за исключением того, что они «работали вместе как единая, гармоничная семья, обеспечивая натуральным хозяйством себя и своих детей».

— Звучит идеально, — сухо сказал Диббс.

— Слишком идеально.

— И никаких улик, — заметил Диббс, сворачивая на грунтовку.

— Никаких. Даже ни капли крови.

— Так Усердие Андерсон врет про это тело, чтобы мы зря потратили время? Или на этой ферме происходили чудовищные вещи, которые так и не всплыли?

По ее рукам прошла дрожь.

— Стоит проверить. Места влияют на людей.

Диббс выгнул бровь.

— Мудрая мысль.

Каким-то образом она сумела улыбнуться.

— А то.

Он усмехнулся.

— Что? — спросила она.

— Ты красивая, когда улыбаешься.

— Мне показалось, ты говорил, что я выгляжу, как старая тряпка?

Отвернувшись, она посмотрела в окно, быстро моргая, чтобы прогнать слезы, внезапно защипавшие глаза. Когда она улыбалась, щеки заболели, и она знала почему: ее лицо обычно не улыбалось. Мышцы не привыкли.

Иногда из-за чувства вины ей казалось, что все внутри кровоточит.

«Господи. Тебе нужна помощь».

Перлайн промокнула лоб носовым платком, потом тайком вытерла глаза. Понимание того, что от улыбки у нее болит лицо, породило пронзительную грусть. После смерти отца она сумела построить новую жизнь. Несколько лет она была счастлива, с радостью смотрела в будущее, но теперь это чувство ушло. Теперь она снова жалкая неудачница, которую в нее вбил отец.

Она не может подвести еще одного ребенка. Еще одного родителя. И не подведет.

«Что, если они уже мертвы?»

— Приехали, — сказал Диббс, заставив ее вздрогнуть.