Ряд фуражиров, привлеченных запахом тревоги, подбежали сготовностью и, встав вокруг огромного панцирного зверя, подогнули под себяраздутые бурдюки. Струи выбрызнулись мощно, с силой. В плотном воздухе сразузаклубилось марево — боковые частицы срывало шершавым воздухом, тут жеиспарялись, оставляя жалящий туман.

Зверь прижался к листу, накрыл несокрушимым панцирем лапы.Вокруг расплылась лужа кислоты. Прочнейшая хитиновая броня, блестящая, яркая,на глазах тускнела, пошла мелкими язвочками, что расширялись, смыкались краями.Внезапно хищник дернулся, словно его кольнули, поспешно поднялся — в двухместах панцирь проело насквозь, — неуклюже побежал прочь.

По монолитному панцирю вдруг пролегла трещина. Зверьпомчался со всех ног, тугие сухожилия задрали панцирные створки, блеснулиспрятанные в тугие пакеты нежнейших прозрачных крыльев. Сухо щелкнуло,тончайшие крылья расправились, завибрировали.

Один из стражей не выдержал, видя, как обнажается дотолескрытое панцирем нежнейшее мясо, в азарте бросился вдогонку. Зверь подпрыгнул,тяжело оторвался от ветки, продырявил с густым ревом воздух, мелькнул и пропалв синеве. Страж разочарованно вернулся, Влад попятился. Упустил шанс ухватитьсяза лапу летящего зверя!

Взгляд зацепился за серебряные канаты, блеснувшие на самомкончике ветки. Сзади тут же кольнуло, что-то жесткое скользнуло по шее. Владоглянулся как ужаленный: над ним нависал фуражир, озабоченно щупал сяжками,оценивал незнакомую добычу. Влад дернулся как отброшенный задней ногой джампа,прыгнул на соседний лист в тот миг, когда острые жвалы почти сомкнулись на шее.

Упал на зеленое шершавое поле, перекатился, перепрыгнул надальний лист, сжал кулаки. Формика стали бы абсолютными хозяевами, если бынаучились хотя бы соскакивать с мегадерева к своему жилищу, что у подножья, новсякий раз проделывают изнурительнейший путь с добычей или наполненнымицистернами, перетаскивают их с огромной ветки на ветку, обходя по чудовищноогромному стволу мегадерева расщелины, ущелья, ямы, наросты, наплывы!

Когда впереди заблестели серебряные канаты, увидел с ужасом,что туда бегут по другому листу трое солдат-стражей. Задыхаясь от жара,помчался со всех ног, прыгая по листьям, бессильно зависая в воздухе.

На самом кончике ветки трепыхалось по ветру скопищесеребристых веток разной длины. В скопище веток суетился крупный мохнатыйарахнид, растерянно дергал нити, еще больше запутывал, склеивал, повисал,дрыгал лапами — потому что их восемь, а не обычные шесть. Все восемь глаз:четыре крупных, два средних и два совсем простых, тусклых — смотрели остро,осмысленно. Влад поежился, хотя помнил, что такой путешественник едва отличаетсвет от тьмы.

Влад с разбега вбежал на лист, пронесся как сороконожка позеленому полю. Серебряные веревочки загородили дорогу — скакнул, мышцызастонали, когда ухватился за канат: прилип не краем — пять или шесть капельсклеили с листом! Не оглядываясь, чувствовал дрожание листа под тяжестьюбегущих бронированных рыцарей формика. Арахнид замер, приподнялся на таких жемохнатых как он сам лапах, грозно раздвинул слюнявые мандибулы, способныеперекусить муравья пополам.

— Дурень, — вскрикнул Влад, — Лучше помоги!

Формика едва не сорвался с разбегу, растерянно заметались позазубренному краю листа, уже видели сладкую добычу — беспанцирного врага,ненавистного паука, ибо арахниды всякий раз окружают муравейники перед брачнымлетом, ловят молодых самок — будущих королев, выгрызают сладкие яйцеклады, уженаполненные сотнями новых зародышей жизни, убивают мучительно и гадко. Одинформика осторожно полез через переплетение серебряных канатов, умело переступаяредкие клейкие капельки.

Влад в последнем отчаянном усилии оторвал прилипший канатвместе с содранной зеленой шкурой листа, ветром его взметнуло, завертело вокругнити, выворачивая руки. Он вцепился в гладкую скользкую нить едва ли не зубами,повис.

Нагретый воздух поднимал переплетение нитей вверх и всторону от мегадерева, но небо оставалось зеленым, явно ветви сверху, незацепиться бы снова, сердце трепыхалось в тревоге, затем блеснула синева,подуло редким воздухом, плотные запахи земли сменились далекими ароматамицветов.

Влад кое-как влез на колыхающийся плот, услышал знакомыйзапах, поднял глаза и едва не сорвался с плывущего по небу гамака. В пяти-шестишагах висел, вцепившись жвалами и когтистыми лапами в переплетение паутины,огромный рыжий формика! Арахнид сидел в середине плота, чужаков видеть зрениене позволяло, но чуял, скрипел жвалами, дергался, не решаясь покинуть серединуплота — перевернутся!

Рыжий солдат, что быстро выходя из зоны родных запахов, явночувствовал себя погибшим, увидел врага, который отправил его в полет, вытянул кнему сяжки, а глаза загорелись гневом. Не раздумывая, он выпустил нить, вкоторую вцеплялся жвалами, ринулся на противника.

Бросок был стремителен, страшные жвалы лязгнули возле лицаВлада. Не отшатнулся бы вовремя, череп хрустнул бы в мощных мандибулах,серебряные нити забрызгало бы красным... В следующий миг потревоженныесеребряные нити очистились, пошли ровными плавными волнами.

Влад проводил взглядом быстро уменьшающееся тело. Брякнетсяс немыслимой высоты еще на землях формика, они контролируют целые страны, позапахам выйдет на проторенную дорогу, вернется в родной холм, где наврет ополете и драках с воздушными пиратами!

Он тревожно посматривал на арахнида, тот застыл словно передпрыжком, хотя эти не прыгают, лишь бродяжники выстреливают себя из засады,мгновенно вонзают кривые жвалы... Это самые странные из арахнидов: раз в годумолодежь взбирается на вершины деревьев, выпускает из брюшка серебряные нитиневероятной прочности, приклеивает одну к краю листа, а остальные треплет,пытается поднять. Арахнид чувствует, перекусывает единственную нить,соединяющую со старой жизнью, ветер подхватывает скопление нитей и уносит внеизвестность. Куда их заносит? За тысячи мегаметров, в леса, поля, горы,пустыни? А если в реки, озера? Настоящие герои, отважные звери! Крыльев нет, алетать наловчились. Даже дальше, чем лучшие летуны. В то же время многиемонстры, Влад мог назвать сотни, всю жизнь носят на спине крылья, но летать дажене пробуют...

Арахнид подтянул пару нитей, склеил. Край, где сидел Влад,приподняло, а странный зверь медленно двинулся из середины, осторожно ступая понитям, балансируя, слегка прогибая. Влад догадывался, что молодой паукчувствует напряжение любого узла изгиба или склейки нитей. Непрошенногопассажира своими подслеповатыми глазами еще не видит, но бредет устранитьнеисправность, сбросить прилипший комок грязи...

Глядя на чистейшие серебристые нити, рожденные в воздухе,которые не касались ни земли, ни деревьев, Влад в самом деле чувствовал себякомком грязи. К нитям не сумели присосаться бакты, их словно отшвыриваетстатичными разрядами, сам арахнид то и дело чистит себя, скребет, лижет, шерстьтопорщится, со вздыбленных волосков срываются белые колючие искры.