Свадьба Матильды – дочери Генриха II – произошла в феврале 1168 года в присутствии двух английских графов и множества лордов[602]. Шериф Уильям де Чезни, державший земли в Суффолке от де Клера, сопровождал Стронгбоу в Германию вместе с Реджинальдом де Варенном, братом покойного графа Вильгельма, и на это время бывший шериф был освобожден от уплаты долгов евреям[603]. Поскольку Чезни получил королевское дозволение временно отложить выплаты кредиторам-евреям, вероятно, что такое же дозволение получил и Стронгбоу, и, скорее всего, именно поэтому он и отправился в Саксонию. К тому времени, как Уильям расстался с должностью шерифа в 1163 году, он по уши увяз в долгах; расплатиться со своими кредиторами-евреями ему так и не удалось[604]. После его смерти (ум. до 1174 года) долги перешли к следующему поколению, и это продолжалось до тех пор, пока в 1214 году король Иоанн не аннулировал эти долги своим указом[605]. Долги Ричарда де Клера евреям, по всей вероятности, также переходили от поколения к поколению до 1202 года, когда король Иоанн аннулировал и их[606].

Даже если Фиц-Гилберт никогда ранее не слыхал об обвинениях, выдвинутых против евреев в Норвиче, он мог узнать о них, путешествуя по делам короля в 1167–1168 годы. Этот знатный лорд Глостера и Суффолка был жизненно заинтересован в том, чтобы надавить на местных евреев, и он проводил долгие часы в обществе Уильяма де Чезни и Реджинальда де Варенна; оба они сыграли определенную роль в норвичской истории о ритуальном убийстве, и у обоих имелись мотивы для ее распространения. Как указывалось ранее, к этому времени дочь Реджинальда де Варенна уже получила исцеление от св. Уильяма. Подобно Чезни и Варенну, семейство де Клер было склонно выслушивать подобные обвинения. Родные Ричарда являлись крестоносцами: его дядя Уолтер Фиц-Гилберт де Клер участвовал во Втором крестовом походе вместе с Вильгельмом де Варенном и другими рыцарями из Восточной Англии[607]. Мы видели, что другой его дядя, Ричард Фиц-Гилберт, фигурирует в казначейских реестрах за 1130 год в качестве получателя королевской помощи для выплаты долгов евреям[608]. Один из его кузенов, Ричард де Клер, умер в 1190 году во время Третьего крестового похода сразу по прибытии в Святую землю. В XIII веке евреи считали выдачу кредитов семье де Клеров делом весьма рискованным: Ричард, граф Глостерский и Херефордский, отец еще одного Гилберта де Клера, был таким ненадежным должником, что смог занять денег у евреев для участия в крестовом походе в 1249 году только с помощью монахов из Тьюксбери[609].

Рыцари и графы из Восточной Англии, сопровождавшие в Германию принцессу Матильду, вероятно, обсуждали проблему выплаты неподъемных долгов евреям. Сразу по возвращении, когда им пришлось опять вести переговоры с этими заимодавцами, вдруг снова всплыла история о якобы совершенном евреями ритуальном убийстве. Подобный обмен сведениями между рыцарями из свиты Матильды мог бы объяснить, как в Глостере возникло обвинение, подобное тому, которое некогда горячо оспаривалось в Норвиче, к этому времени о нем давно позабывшем. Видимое отсутствие веры в эту историю также объясняет, почему аналогичные нарративы не появлялись в других частях Британских островов. Нет никаких свидетельств того, что между 1154 и 1168 годами кто бы то ни было за пределами Норвича уделял хоть какое-то внимание Уильяму.

Также нет данных и о том, что кого-то интересовал маленький глостерский мученик. Ни в одной хронике тех лет, кроме глостерской, якобы загубленный евреями Гарольд не упоминается, никакие произведения искусства не сохранили память о нем (утверждение, что единственное изображение XIV века относится к Гарольду, основано на неверном прочтении)[610]. Что бы ни утверждали некоторые, не было построено никакой гробницы, никто не поклонялся ему как святому. История Гарольда Глостерского не завладела воображением набожных христиан и не привела их в религиозное неистовство, не породила нового культа и не вызвала нападений на евреев. Не было пролито ни капли крови. Не было суда, не было погромов, не было массовых крещений. В отличие от Уильяма Норвичского, Гарольд Глостерский не сыграл никакой роли в религиозной жизни графства ни сразу после своей смерти, ни столетия спустя.

Хотя события в Глостере явно конструировались по норвичскому образцу, они различались в некоторых важных подробностях. Обе смерти предположительно произошли на Пасху, которая совпала с еврейской. Евреи Норвича собирались вместе, чтобы отпраздновать седер; евреи Глостера отмечали еще один праздник – рождение мальчика, возможно, одного из первых мальчиков в семье, родившихся в Англии. Многие христиане боялись еврейских собраний и иногда, видя группу евреев, подозревали, что составляется какой-то заговор. Как мы помним, в «Житие» Томаса Монмутского включена история о ежегодном собрании в Нарбонне; среди событий в Глостере упоминается празднование ритуального обрезания (брит мила), а также, может быть, и особые обряды, соблюдаемые при обрезании первенца (пидион а-бен); в более позднем описании ритуального убийства Хью Линкольнского фигурирует свадьба.

Тем, кто был знаком с обвинениями в ритуальном убийстве, все еврейские праздники казались подозрительными. Из-за того, что впоследствии в средневековом обществе широко распространились истории о предполагаемых еврейских заговорах, среди евреев возник обычай открывать двери на время празднования седера. Эта практика сохранилась в пасхальной «Агаде» в виде ритуала, отправляемого детьми, которые приветствуют пророка Илию. Обычай открытых дверей зафиксирован только в позднем Средневековье, но Томасу Монмутскому явно был известен какой-то вариант подобной традиции[611]. Он пишет, что, по словам служанки-христианки, каждый вечер в неделю празднования Пасхи «евреи настежь распахивали двери, и все, кто хотел, могли свободно войти»[612].