Так и получилось, что время шло, а документов в уголовномделе почти не прибавлялось. Конечно, его можно было бы в два счета закончить ипередать в суд, предъявив обвинение по крайней мере в том объеме, какой ужеудалось доказать, но эти доказанные 27 рублей были просто смешны в сравнении стой суммой, на которую на самом деле произошел обман покупателей и которую надобыло доказывать, не щадя живота своего. Оперативники делали все от нихзависящее и надеялись на премию, а Родислав, которому денежная премия тожеочень не помешала бы, ленился, щадил себя и «свой живот» и всячески оттягивалвыполнение необходимых следственных действий.

Он с отвращением посмотрел на материалы дела, полистал их,захлопнул папку и сунул в сейф. Ничего, как-нибудь со временем у него дойдутруки… А может быть, повезет, придет на стажировку молодой следователь, иРодислав с удовольствием спихнет ненавистное дело стажеру, пусть мучается,заодно и научится. Правда, время идет, сроки истекают, их уже один разпродлевали, но и это не беда, поскольку дело обещает быть «громким», то есть накрупную сумму и с большими сроками наказания, то и второй раз продлят, никудане денутся.

Сменить бы эту постылую работу! Но как? Куда податься? Ктестю обращаться не хочется, Николай Дмитриевич уже генерал, большой начальникв Министерстве внутренних дел, и возможностей у него множество, но если уж наТамару из-за коробки конфет или бутылки коньяку орет, то можно себепредставить, какой скандал разразится, если зять скажет, что ему надоеласледственная работа и он хочет перейти на другое место, где работа более живая.Заикнись он про «более живое» дело, Головин немедленно предложит ему перейти наоперативную работу, но она Родислава не прельщала. Ему хотелось отдельногокабинета, и чтобы был секретарь или помощник, и служебная машина, и такиеполномочия, чтобы все в глаза заглядывали и не знали, куда посадить и какугодить, и чтобы в любой момент можно было уйти, небрежно бросив: «Меня сегодняне будет», и чтобы звания шли вплоть до полковника, а лучше – до генерала. Итакие должности были, но только на самом верху, в министерстве, и до нихРодиславу Романову – как до Луны, никаких связей и возможностей не хватит,чтобы уже сейчас на них оказаться. Придется терпеть. Тесть не поймет егостремления к сытой спокойной жизни, он всегда подчеркивает, что Родислав пошелпо его, Головина, стопам и еще в детстве хотел быть таким же героем, как самНиколай Дмитриевич. Разве можно генерала разочаровывать? Тем более он и безтого по собственной инициативе делает для семьи Романовых достаточно много, воти Лельку устроил в хороший ведомственный детский садик, пусть и далеко от дома,зато там условия не такие, как в обычных детсадах; и продуктовыми пайкамисо всяким дефицитом делится; и машину служебную дает, если надо детей сбабушками и вещами на дачу отвезти и обратно в Москву забрать; и новыйцветной телевизор помог купить, не деньгами помог, деньги-то у Любы и Родиславабыли, а тем, что встал у себя в главке в очередь на приобретение дефицитнойтехники. Одним словом, Николай Дмитриевич, строгий и неподкупный, и без тогонаступал себе на горло, пользуясь ради дочери и ее семьи своими возможностями,и требовать от него большего просто невозможно: все равно не сделает, аотношения окажутся испорченными на долгие годы.

До прихода вызванного на допрос потерпевшего по «оконному»делу оставалось несколько минут, и Родислав почувствовал, что настроениеокончательно испортилось и надо бы его чем-нибудь подправить. Он потянулся ктелефонной трубке.

– Любаша, а давай позовем сегодня Андрюху вгости, – предложил он, когда Любу пригласили к телефону. – Ты мясопожаришь, отбивные, как он любит. Давай?

– Конечно, – тут же отозвалась она. – Я ужесоскучилась, он так давно у нас не был.

– Тогда позвони ему, ладно? А то ко мне вот-вот человекпридет.

– Конечно, – повторила она, – я сейчас жепозвоню ему и позову к нам. К которому часу звать? Ты во сколько придешь?

– Давай к семи, что ли.

– Родинька, я к семи не успею, – виноватопроизнесла Люба, – ты же знаешь, я раньше восьми с работы не приезжаю, иеще в магазин надо будет зайти. Может, к половине девятого?

– Это поздно, – недовольно протянулРодислав. – Ну что такое – полдевятого? Только сядем за стол, толькоразговоримся – и уже расходиться надо.

– Тогда зову к семи, – решила Люба, – выпосидите, выпьете по рюмочке, поговорите без меня, а я прибегу и все быстренькоприготовлю. Знаешь, я во время обеденного перерыва сбегаю в магазин, чтобыпосле работы сразу ехать домой, время не тратить, и все куплю. Постараюсь квосьми успеть. Как тебе такой план?

– Отлично! – обрадовался Родислав. – Так исделаем. Зови его к семи, я уже буду дома.

Ни Любе, ни Родиславу даже в голову не пришло, что еслиРодислав может уйти с работы в шесть, то ему вполне удобно будет забрать Лелюиз садика. Люба не считала возможным нагружать мужа какими бы то ни былодомашними обязанностями, а сам Родислав настолько привык, что все бытовые проблемыкак-то решаются без его участия, будто бы сами собой, что мысль его в данномнаправлении не двигалась вообще никогда.

Он повеселел, предвкушая долгий уютный вечер за беседой сдругом, и достал из изрядно опустевшего ящика стола чистый бланк протокола допроса.

* * *

Рассказывая, Ворон прыгал вокруг Камня и эмоциональноразмахивал крыльями. Он изрядно подустал и, закончив повествование, уселсяКамню на макушку и приготовился отдыхать. Но оказалось, что расслабился онрано: у Камня тут же возникли вопросы, на которые следовало незамедлительноответить.

– А как выглядит Тамара? Все такая же некрасивая?

Вопрос был, вообще-то, праздным, ибо у Ворона былисобственные критерии красоты, и все, кто этим критериям не соответствовал,считался заведомо некрасивым. Правда, он старался по возможности бытьобъективным.

– Ну-у, – протянул он, подыскивая слова, –она, конечно, стала получше, чем была в детстве, но в основном осталась такойже. Маленькая, худенькая, глазки близко поставлены, носик длинный, такаяБуратинка.

– Буратинка? – переспросил Камень.

– Ну Буратино же, – раздраженно отозвался Ворон,который страшно не любил, когда его перебивают, – помнишь, я тебе сказкурассказывал про папу Карло и Карабаса-Барабаса, там еще мальчик был деревянный,из полена выструганный.

– Ах, ну да, ну да, вспомнил. Так что Тамара?

– Она при всей своей некрасивости очень хорошовыглядит. Знаешь, люди это называют «стильно». У нее очень интересно волосыуложены, вот тут длинненько так, – Ворон показал крылом на правый глаз,потом сообразил, что сидит у Камня на макушке и тот все равно ничего не видит,спрыгнул вниз и показал еще раз, – а вот тут прядки, прядки, – сновавзмах крылом куда-то в области левой стороны головы, – и все разнымицветами выкрашены, то чуть посветлее, то чуть потемнее, короче, в полосочку.Очень симпатично, издалека как будто выгорели и ветром растрепались, а вблизипосмотришь и понимаешь, что это целое произведение искусства. И одевается онаинтересно, не так, как все. Какие-то балахончики, накидочки, шали, платки, вобщем, она свою фигуру так задрапирует, что снаружи и не видно, какая онахудющая и страшная. Платок вокруг головы обмотает, концы с кистями вдоль грудиболтаются, из-под платка волосы в полосочку развеваются, на шее крупныеукрашения из самоцветов – красота невозможная, так за этой красотой никтолица-то и не видит. В общем, мастерица она по этому делу. Ну и, конечно,походка у нее просто замечательная, легкая, летящая. Со стороны посмотришь –первая красавица идет, никто и не вглядывается в лицо. Про таких, как Тамара,говорят: женщина с изюминкой. На мой вкус, конечно, она уродина, не то чтоЛюба, но выглядит она на все сто, это я тебе как специалист говорю.