Пассаж про специалиста Камень пропустил мимо ушей, хотя вдругое время непременно вцепился бы в неосторожно оброненное слово и ввязался вдлительную дискуссию по поводу состоятельности Ворона как эксперта в областичеловеческой внешности. Но сегодня ему куда интереснее было узнать про ужеполюбившихся персонажей.

– А Люба? Какая она стала?

Тут Ворон распушил перья и, забыв про усталость, начал петьдифирамбы внешности своей любимой героини. И красавица-то она, и фигура-то унее роскошная, и волосы у нее по-прежнему густые, только короткие – Тамара самаее стрижет, и лицо по-прежнему нежное, и скулы покрыты легким румянцем, и губыпухлые.

– А этот идиот ее не ценит, – обиженно заключилВорон.

– Какой идиот?

– Да Родислав твой любимый! Имеет такую красоту и непользуется. Придурок!

– В каком смысле – не пользуется?

– Да в самом прямом. Не спит он с ней.

– А где же он спит? – недоумевающе спросилКамень. – В гостиной, что ли? Ты же говорил, что у них в квартире трикомнаты: гостиная, спальня и детская. Или он с дочкой в комнате спит?

– Слушай, ну ты тупой! – возмутился Ворон. –Вот сколько столетий мы с тобой сериалы смотрим, сколько я тебе про жизнь людейрассказываю, а ты все элементарных вещей усвоить не можешь. Можно спать всмысле дрыхнуть, а можно спать в смысле любовью заниматься. Дрыхнет Родислав сосвоей женой в одной постели, а вот чтоб делом там заняться – так этого нет. Тыне думай, я не просто так говорю, я специально несколько раз целыми ночами заокном на подоконнике сидел, все ждал, может, что произойдет. Я бы, конечно,подглядывать не стал, ты мои принципы знаешь, если б что началось – я бы тут жеулетел, но ничего и не было. Просидел только зря, как дурак. Одним словом, онею как женщиной не интересуется.

– Может, болеет, – предположил Камень. – Илиу нее что-нибудь со здоровьем. Он бы и рад, да нельзя.

– Он мне будет рассказывать! Это дитя палеолита ещебудет меня учить! – раскаркался Ворон. – Да я первым делом проверил,что там со здоровьем, целую неделю по пятам за ними ходил, сначала за ней,потом за ним, вплоть до ванной и туалета. Тьфу, самому срамно вспоминать, накакие унижения их и моего достоинства пришлось пойти, чтобы до конца всевыяснить. Ни одного слова про здоровье ни с родней, ни с друзьями, ни сдокторами – ни с кем. Уж у Любы ближе Тамары никого нет, она с сестройобязательно обсудила бы проблему, если бы она была. И еще у Любы есть школьнаяподружка, она врач-гинеколог, так ей Люба за всю неделю тоже ни разу непозвонила, то есть она звонила, они разговаривали о том о сем, но о болезни –ни гугу. Ты меня еще спроси, кто такой гинеколог.

– И спрошу! – вызывающе ответил Камень. – Уменя нет возможности самому наблюдать жизнь людей, и я имею право чего-то незнать.

– Имеешь, имеешь, – проворчал Ворон. –Гинеколог – это такой доктор по женской части. Я тебе вот что скажу, развалинаты булыжная: Родислав так привык к Любе, что ему уже неинтересно с ней спать.Они вместе двенадцать лет, за двенадцать лет любая страсть остынет, тем более унего работа…

– Ага, рассказывал ты мне, какая у него работа, прямонадорвался он на своей работе-то, – сварливо заметил Камень.

– А что ты думаешь! Скучная работа еще больше утомляет,чем интересная, это я тебе точно говорю. И потом, он хоть и не любит своюработу, но он же ее делает, и на дежурства ходит, между прочим, на суточные, подвадцать четыре часа не спит, думаешь, легко? Он к Любе-то очень хорошоотносится, всегда обнимет, поцелует, погладит, они даже засыпают, взявшись заруки, но чтоб еще чего – этого нету.

– А Люба? Как она это воспринимает? Тоже без интереса?

– Ой, да куда ей этим интересоваться?! – заквохталВорон. – Она за день так уделается, что еле-еле до постели доползает. Ичаще всего она ложится, когда Родислав уже третий сон видит, работы-то по домуполно, ее пока всю переделаешь – уже рассвет наступает. Она прокрадется вспальню тихонечко, халатик скинет, под одеяло скользнет, Родислав в этот моментповернется – он всегда чует, когда она ложится, – за руку ее возьмет идавай дальше сны досматривать. А она приляжет так аккуратненько, чтобы его непобеспокоить, даже если ей неудобно, будет лежать и терпеть, мужа за рукудержать. И только когда он ее руку выпустит, вот тогда она уже укладывается,как ей удобно. Вот ведь женщина, а? Мне бы такую жену!

– Перебьешься, – беззлобно откликнулсяКамень. – Слушай, а что Николай Дмитриевич действительно такой… даже и незнаю, как назвать-то… Суровый, что ли? Жесткий? Он же вроде в молодости такимне был. Или ты мне не все про те времена рассказал?

– И что ты меня сразу подозреваешь? – обиделсяВорон. – Думаешь, ты такой умный, что должен все обязательно понимать, аесли чего не понимаешь, то всенепременно я виноват, плохо объяснил, не такрассказал, да? В молодости с ним рядом мать была, Анна Серафимовна, она одназнала, как с ним правильно обращаться, вот и обращалась, и он был, конечно, некак шелковый, но вполне приличный. И жесткий был, и суровый, ибескомпромиссный, но в присутствии матери голос повысить на женщину не смел,воспитание не позволяло. А с возрастом да с развитием карьеры наш генералусугубился, то есть жесткости и суровости стало раз в десять больше, а материрядом больше нет, одна только жена Зинаида Васильевна, а она, как тебеизвестно, глупая, как пробка. Хорошая она баба, добрая, жалостливая,заботливая, но не дал ей господь ума – что тут поделаешь? Как ляпнетчего-нибудь – так хоть святых выноси. Опять же она при Анне Серафимовне-то ротне больно открывала, побаивалась старуху, а теперь говорит все, что в головуприходит, а приходит туда не очень умное. Ну и Николай Дмитрич, натурально,волю себе дает, и кулаком по столу стукнет, и голос повысит, и разнос устроит,и дверью хлопнет. Жену-то он жалеет, любит и, между прочим, в отличие отРодислава, супружеский долг и по сей день исполняет вполне себе исправно, вовсяком случае, для его возраста, а вот Тамару он считает неудачным ребенком,отрезанным ломтем, и никакие разговоры о ее успехах в профессии его невпечатляют. Цирюльница, брадобрейка, головомойка – вот и все эпитеты, которымион ее награждает. Тамара, между прочим, несколько раз на конкурсах, в том числеи международных, первое место завоевывала, домой призы и грамоты приносила, такЗинаида Васильевна на стенку повесит в рамочке или на шкаф поставит, а НиколайДмитрич снимет и в кладовку засунет, нечем, мол, гордиться, грязную головухорошо помыть всякий дурак сумеет, а ты только и можешь, что поборамизаниматься и взятки у клиентов вымогать, тебя посадят – а ты не воруй. Короче,жуткий тип. Но за это его на службе и ценят, хотя и боятся как огня. Никомуспуску не дает, и самому себе в первую очередь. Сам на службе убивается, но иот других требует. Рук ни разу не замарал, взяток не брал, служебным положениемне злоупотреблял, брал только то, что положено. К примеру, эта история стелевизором для Родислава. Да, он воспользовался министерской очередью на дефицит,потому что в районном управлении, где работает Родислав, очередь была, но надругой телевизор, похуже, так Головин встал в свою очередь на общих основаниях,вместе с рядовыми сотрудниками, и ждал, пока его черед подойдет, хотя мог какгенерал без очереди все приобрести. Ему и предлагали сколько раз, мол, товарищгенерал, да что ж вы, как все, в общей очереди стоите, давайте мы вам прямо вкабинет телевизор принесем или, если хотите, домой доставим, поставим,подключим, отрегулируем, придете и начнете сразу смотреть. Нет, ни в какую. Таже история с детским садом для Лели. Садов-то несколько, министерство небедное, ну и, как водится, один садик получше, другой похуже. В том, которыйсамый лучший, свободных мест за просто так не было, хотя для генерала, конечно,нашлось бы, если бы надавил на рычаги. Но Николай Дмитрич давить не стал,определил внучку туда, где места были. Конечно, по сравнению с обычным садикомэтот – просто райские кущи, там и питание другое, и врачи хорошие, и помещениепросторное, и игрушек побольше, и дача в шикарном месте, туда детишек на вселето увозят. Хороший садик, одним словом, но все-таки не самый лучший.