– Спасибо, – сказал я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться над комментариями Кровопийцы. – И за поддержку на Совете. Я не ожидал, потому что…

– Потому что я был суров к тебе во время тренировок? – спросил Бак.

– Ну да, – сказал я.

– Грег, я был таким суровым, потому что ожидал от тебя большего, – ответил он. – Ты Пузельбум. Ты должен возглавить свою стаю, стать лучшим воином своего поколения. Это у тебя в крови, как и у твоего отца. Он отверг свой естественный путь. Конечно, он всё же стал выдающимся гномом, по-своему. Но ты можешь превзойти его: стать величайшим из когда-либо живших гномов. Это значит, быть лучшим учеником, лучшим в битве, быть смелым, сильным и бесстрашным, как твой отец. Вот почему я уделял тебе особенное внимание. Потому что ты способен стать лучше.

Я кивнул, не зная, что на это ответить. Я стану лидером целого поколения? Мне казалось это абсолютной бессмыслицей, пока я не вспомнил, что собираюсь вести пятерых друзей на опасную битву против целой эльфийской крепости.

– Удачи, – сказал Бак.

– Спасибо, – ответил я.

– И да, Грег, – добавил Бак. – Верни моего сына в целости и сохранности, ладно?

Я кивнул, надеясь, что не подведу, и поспешил к своей квартире.

Финрик уже ждал меня. Я положил на кровать свёрнутую пачку одеял и посмотрел на его мрачное выражение лица.

Он протянул мне бутерброд с индейкой по-гномьи. Ну, в детстве мы всегда называли это мясным пирогом, но, конечно, это было до того, как я узнал, что я гном. Оказалось, что все гномы любили мясной сэндвич (так называемый бутерброд с индейкой по-гномьи): если честно, то это просто горка домашней индейки между двумя булочками для гамбургеров.

Я почти не хотел есть после того, что произошло, поэтому проглотил большущий бутерброд совсем без аппетита. Я понимал, что мне нужен белок для энергии, чтобы встретиться с эльфийской армией этой ночью.

– Пусть боги будут с тобой, – сказал Финрик, после того как я дожевал сэндвич.

Он знал, что я задумал, – похоже, этот секретный план был самым худшим из когда-либо задуманных секретных планов. Но он не сделал ничего, чтобы остановить меня.

Я кивнул.

– Приведи Тревора обратно, – сказал он. – Сейчас мне нужно идти, Совет собирается обсудить условия безоговорочной капитуляции. Я не могу быть здесь, когда ты уйдёшь.

Он вручил мне маленькую коробочку.

– На случай, если тебе захочется пить во время твоей миссии, – с хитрой усмешкой сказал Финрик, а затем ушёл, не сказав ни слова.

Я подошёл к своей кровати, отложил маленькую коробочку в сторону и развернул свёрток из одеял, которые дал мне Бак.

«Рад видеть тебя снова».

– И я тебя, Кровопийца, – сказал я.

«Кровопийца? Вы что все всерьёз меня так называете?»

– А ты не знал?

«Нет! И это ужасно. И так пошло».

– А как, ты думал, тебя зовут?

«Я называю себя Карл».

Я чуть не рассмеялся, но потом подумал, что смеяться над волшебным топором, которого никто, кроме меня, не слышит, – значит, сделать решительный шаг навстречу собственному безумию. Сама беседа с ним уже подталкивала к этому шагу.

«Не важно. Я так хочу снова попробовать кровь эльфов – давненько я этого не делал. Мы собираемся освободить твоего отца, Грег? Для этого я, в конце концов, создан. А теперь живее, я хочу пить!»

Я кивнул и отложил Кровопийцу, чтобы переодеться. Я схватил Мрак, кинжал, который сделала для меня Ари, и привязал его к поясу. Затем открыл коробку, которую дал мне Финрик. В ней лежала маленькая бутылочка рома. Точнее, сейчас вместо рома в ней клубился и пылал туманный гальдерватн.

Улыбка расползлась по моему лицу, когда я смотрел, как он меняет цвет. Кровопийца позади меня восторженно выругался (после таких слов мне пришлось покраснеть). Теперь эта спасательная операция показалась куда более реальной, чем прежде.

Вместо того чтобы идти в официальный оружейный зал Подземелья, чтобы подготовиться к битве, мы пошли на Арену.

Ари и Лэйк провели нас мимо группы детей, делающих оружие в кузнице. Конечно, только после того, как улёгся их дикий восторг при виде Кровопийцы у меня в руках. Они видели его только у Бака, и теперь рассматривали его во все глаза, но уверен, мои друзья очень удивились, что он отдал его мне.

Ари подвела нас к небольшому углублению в стене пещеры из натурального камня за стеклодувной мастерской. Она положила руки на холодный влажный камень и толкнула его. Большая часть стены медленно отъехала в сторону, открывая путь в потайной зал.

Лейк и Ари забрались внутрь и жестом велели нам идти за ними.

Ари зажгла факел на стене. Маленькая комната тут же осветилась, как от лампы дневного света, но не потому, что факел был слишком ярким. Его свет отражался от предметов в пещере:

• Целых рядов сияющих доспехов и кольчуг.

• Стоек с мечами и топорами всех форм и размеров.

• Полок с арбалетами, деревянными луками, колчанами со стрелами различной длины и назначения.

• Кольчуг, шлемов с рогами и натуральным мехом, широкого выбора готовой к выступлению обуви.

• Стеллажей вдоль одной из стен, заставленных кубками, металлическими чашами, посудой и маленькими металлическими зверушками.

– Это только наши первые опыты, – пояснила Ари, заметив, что я смотрю на полки без оружия. – Не могли избавиться от них. Ну, ты понимаешь, память и всё такое.

– Мыслей бесполезно тратить расточительству пустому равно, – сказал Лейк. – Это говорите как вы пример ремесла семейного важный.

Я кивнул, хотя не до конца понял, что он имел в виду.

– Ребята, – сказал Иган, онемев от восторга. – Вы что, сами это всё делали?

Щёки Ари покраснели, когда она улыбнулась и кивнула.

И тут действительно было на что посмотреть.

Даже Головастик поражённо хлопал глазами от удивления.

Всю крошечную, не больше гостиной, пещеру, занимала отполированная, красивая и яркая гномья броня и оружие.

– Но зачем это всё? – спросил Иган. – Я хочу сказать, вы же всегда выступали против насилия в принципе – особенно такого, как было на Земле отделённой.

– Ну, – ответила смущённая Ари. – Я делала это не для настоящей войны. Мы сделали это потому что… Так было нужно.

– Кто-то вас заставил? – спросил я.

– Нет, всё не совсем так, – сказала Ари со смехом. – Просто это у нас в крови, и мы не можем сдержать себя. Это наше призвание. Если я не на концерте или рядом нет друзей, у меня просто руки чешутся от желания выковать что-нибудь. Я каждую ночь вижу во сне кузницу. Мы с Лейком проводили здесь любую свободную минуту, которая выдавалась, чтобы ковать вещи, – ещё до того, как в Подземелье переехало столько гномьих семей. Вряд ли я когда-нибудь смогу остановиться. Для меня ковать – всё равно что дышать.