На втором этаже находились покои Царя и комната МистераСвиста. Внизу располагалось два больших помещения. В одном, судя по мебели,была столовая. В другом, где постоянно торчали охранники, – рабочий кабинет.Фандорину даже удалось рассмотреть, как в оранжевом свете керосиновых ламппоблескивают два больших лакированных шкафа необычной формы. Это несомненно ибыл личный архив его спекулянтского величества.

Конечно, не Бог весть какая Плевна, однако штурмом, да еще водиночку не возьмешь. Другое дело – вдвоем с Масой.

После удачной рекогносцировки, впервые за целый месяцчувствуя себя почти выздоровевшим, он вернулся домой, четыре часа поспал, а тамуже пора было в театр. Масу следовало подловить до начала репетиции, поэтому споловины одиннадцатого Эраст Петрович сидел в зрительном зале, закрывшисьгазетой – отличное средство избежать пустопорожней болтовни, на которую такохочи актеры. Давно замечено, что чтение газет, особенно если придать себесосредоточенный вид, внушает окружающим почтение и ограждает от лишнихконтактов. А Фандорину и не пришлось ничего изображать. «Утро России» сегодняпоместило интереснейшее интервью с министром торговли и промышленностиТимашевым о превосходном валютно-финансовом положении империи: в фондесвободной наличности из бюджетных излишков накопилось свыше 300 миллионоврублей, курс отечественной валюты крепнет день ото дня, и энергичная политикаправительства вне всякого сомнения сумеет привести Россию на путь светлойбудущности. Прогнозы Эраста Петровича относительно российской будущности былинеоптимистичны, но как славно было бы ошибиться!

Время от времени он поглядывал на дверь. Труппа постепеннособиралась. Все были в обычном платье – по заведенным правилам, репетициипроходили в декорациях, но без грима и костюмов. Гениальный Ной Ноевич верил,что это «обнажает» игру актера, делая ошибки и просчеты более очевидными.

Вошла Клубникина. Эраст Петрович не опустил глаз к газете,ожидая, что вслед за ней появится и Маса, но ошибся – субретка явилась одна.

Пришлось прочитать еще одну статью, об исторических событияхв Китае. Восстание одного-единственного батальона в провинциальном городеУчань, начавшееся неделю назад, привело к тому, что китайцы повсеместноотрезают себе косы, не желают повиноваться императорской власти и требуютреспублики. Подумать только, какая махина пришла в движение из-за маленькойискорки – 400 миллионов человек! А европейцы, кажется, не отдают себе отчета втом, что это пробудилась великая сонная Азия. Теперь ее не остановить. Медленнораскачиваясь, набирая амплитуду, она накроет своими волнами всю планету. Мирперестает быть белым и, как говорят японцы, «круглоглазым», теперь он будетжелтеть, глаза его неминуемо сузятся. Как это всё интересно!

Он оторвался от «Утра России», пытаясь наглядно представитьсебе пробудившуюся черноголовую Азию в союзе с просвещенной златовласойЕвропой. И обмер. В зал под руку с Масой входила Элиза. Они улыбались другдругу и о чем-то перешептывались.

У Фандорина с колен, шурша, упала газета.

– Здравствуйте, господа, – поздоровалась мерзейшая,прекраснейшая на свете женщина. Увидела Эраста Петровича – взглянула на него сявным смущением, даже робостью. Не ждала встретить.

А Маса посмотрел на господина с самым независимым видом игордо выпятил подбородок. Под мышкой у японца тоже были газеты. Пристрастие кчтению прессы у него появилось недавно – с тех пор, как журналисты началиписать об «азиатском открытии» режиссера Штерна. Теперь с утра пораньше Масаскупал все московские издания.

– Сегодня нисево. Торько писют, сьто посрезавтра второепуре-до-су-то-бу-рение, – тщательно выговорил он, кладя газеты на режиссерскийстолик. – И сьто пубрика зьдет с нечерупением нового ториумфа госупози Руантэни непофуторимова Газонова. Вот тут. – Показал жирно обведенную краснымкарандашом крохотную заметку.

Некоторые актеры подошли посмотреть – не написано ли там ипро них. Судя по выражению лиц, кроме двух главных исполнителей никто упомянутне был.

Чувствуя себя совершенно раздавленным этим новым – двойным!– предательством, Фандорин стиснул зубы. О том, что собирался наладитьотношения с другом, он уже не помнил. Хотел только одного – уйти. Но сделатьэто, не привлекая к себе внимания, можно будет только после начала репетиции, аона почему-то всё не начиналась.

На сцену вышел Девяткин.

– Телефонировал Ной Ноевич. Просит извинения. Он у господинаШустрова, задерживается.

Актеры, рассевшиеся было в кресла первого ряда, сновавстали, разбрелись по залу.

«Злодейка» Лисицкая подошла к столику, около которогоголубком и голубкой сидели исполнители заглавных ролей. Взяла «Столичнуюмолву», сладким голосом попросила:

– Милый Газонов, почитайте нам что-нибудь интересненькое.

– Да-да, я тоже люблю вас послушать! – подхватил Мефистов,улыбаясь во весь свой громадный рот.

Японец не заставил себя упрашивать.

– Сьто читачь?

– А что угодно, неважно. – Лисицкая незаметно подмигнулаМефистову. – У вас такой звучный голос! Такой очаровательный выговор!

В иное время Фандорин не позволил бы ехиднам издеваться надего товарищем, но сейчас испытал скверное чувство злорадства. Пускай индюк,«стар» новоявленный, выставит себя перед Элизой и всеми остальными напосмешище! Это тебе не кувыркаться по сцене без единой реплики!

Масе очень нравилось звучание собственного голоса, поэтомупросьба его не удивила. С удовольствием он развернул лист, откашлялся и синтонацией заправского декламатора стал читать все подряд. Сверху на страницебыли напечатаны объявления в красивых рамках – не пропустил и их.

Начал с рекламы пастилы «Трезвость», обещающей исцеление отзапоев, прочитав текст с выражением до самого конца:

– «…Гуромадное коритество горьких пуяниц присра-рито-ро-га-че-ри-ные бу-ра-го-да-ру-но-сучи, во-суто-ру-га-ясьтю-до-дей-су-то-венной сирой пасучиры».

– Пробовали мы эту «Трезвость», – пробасил Разумовский. – Непомогает. Одна изжога.

С не меньшим чувством Маса зачитал призыв «классногохудожника В. Н. Леонардова» записываться к нему в ученики на курс живописи ирисования.

– Сьто такое «курасный»? – спросил он.

– Это значит «очень хороший», «очень красивый», – не моргнувглазом, объяснил Мефистов. – Например, Курасная прощадь. Или про вас можносказать: курасный актер.