Эраст Петрович нахмурился. Он видел, с какими ухмылкамислушают Масу некоторые из актеров, но это не доставило ревнивцу ожидаемогоудовольствия.

Однако потешались над коверкающим слова японцем не все.Клубникина, например, мечтательно улыбалась.

Вероятно, для женщины ее склада измена лишь повышаеткотировку любовника. С умильной улыбкой слушала чтеца и гранд-дама Регинина.

– Ах, почитайте что-нибудь про животных, – попросила она. –Я очень люблю рубрику «Новости Зоологического сада», на последней странице.

Маса перевернул лист.

– «Нападзение удава на докутора Сидорова».

И не просто прочитал, но, можно сказать, воспроизвел всюужасную сцену нападения питона на заведующего террариумом. Доктор был укушен заруку, и рептилия расцепила зубы, лишь когда ее окатили водой.

– Какой ужас! – схватилась за пышную грудь ВасилисаПрокофьевна. – Я сразу вспомнила кошмарную змею в корзине! Не представляю,Элизочка, как вы это выдержали. Право, я бы скончалась на месте!

Госпожа Луантэн побледнела и зажмурилась. Маса (наглец,наглец!) встал, успокоительно погладил ее по плечу, стал читать дальше – проноворожденного львенка, от которого отказалась мать. «Дзичёнысь» был спасенсукой-дворняжкой, которая согласилась выкармливать его своим молоком.

Эта заметка понравилась Регининой куда больше.

– Представляю, какая прелесть – крошечный львеночек! И этачудесная, великодушная дворняжка! Право, я бы съездила посмотреть!

Ободренный успехом Маса сказал:

– Тут дарьсе очень инчересная дзаметотька. «Дзизньмедоведзей в опасуночи». – И прочитал статейку о загадочной болезни двухчернобурых медведей, секрет которой открыл ветеринарный врач г. Тоболкин. Былиподозрения, что животные поражены чумой, но, как радостно сообщил слушателямМаса: – «По мунению докутора, борезнь произосьра от усиреннаго дзанячияонанидзумом, ка-ко-во-му медьведзи пуредаюца с утора до вечера. Эта участьсредзи медзьведзей редка, но тясто посчигает обед-зьян и веру-бу-рю-дов».Чисутая пуравда! Я сам муного радз видзер в дзюнгурях, как мартыськи…

Он запнулся, на его круглой физиономии отразилосьнедоумение: чего это вдруг Василиса Прокофьевна с возмущением отвернулась, а«злодеи» зашлись истерическим смехом.

И стало Фандорину жалко бедолагу. Различие в кодексахвоспитания, во впитываемых с детства представлениях о пристойном и непристойном– преграда трудноразрушимая. Почти тридцать лет бывший иокогамский паренексуществует вдали от своей Японии, но все не может до конца свыкнуться с обыкновениями«красноволосых»: то ляпнет что-нибудь, с точки зрения этакой гранд-дамы,скандальное, то сам зальется краской стыда от чего-то, с западной точки зрениясовершенно невинного – например, сидящая женщина уронила зонтик и придвинулаего носком туфельки (чудовищная вульгарность!).

От сочувствия до взаимопонимания всего один шаг. ЭрастПетрович посмотрел на покрасневшего Масу – и будто прозрел. Японец специальноприударил за Элизой, и пришел с ней после ночи отсутствия тоже неслучайно! Этопоступок не предателя, а, наоборот, настоящего верного друга. Отлично знаясвоего господина и видя, в каком жалком состоянии тот пребывает, Маса захотелисцелить его от губительной обсессии жестоким, но действенным способом. Не сталубеждать, попусту тратить слова, они все равно бы не подействовали. Вместоэтого наглядно продемонстрировал, чего стоит женщина, которая – исключительнопо коварному стечению обстоятельств – пробила брешь в давно ороговевшем сердце.Этой актриске все равно, кого завоевывать – лишь бы трофей был презентабельным.Мальчишке-корнету она вскружила голову, но в постель не пустила – не тогополета птица. Другое дело – успешный драматург или модный актер-японец. Тутнечему удивляться и не на что негодовать. Ведь Фандорин интуитивно чувствовалэто с самого начала, когда еще только вычислял самый верный путь к сердцу (нет,всего лишь к телу) госпожи Луантэн. Знаток женских душ Маса эту дорогу ему иподсказал.

Кончено. Эраст Петрович больше не сердился на своеготоварища. Даже был ему благодарен.

И все же смотреть, как Элиза ласково улыбается японцу, а тотберет ее за локоть и что-то шепчет на ухо, было нестерпимо.

Без помощника задуманную операцию не осуществить. Но ЭрастПетрович почувствовал, что не может и не хочет брать с собой Масу. Сама мысльпоказалась ему невыносимой, и Фандорин тут же нашел своему чувству логическоеобоснование. Хирургический надрез, пусть сделанный с благой целью, саднит икровоточит. Нужно время, чтоб шрам затянулся.

– Дамы и господа! – громко воззвал к труппе помощникрежиссера. – Не расхолаживайтесь! Вы знаете, Ной Ноевич требует передрепетицией абсолютной собранности! Давайте начнем первую сцену. А когдаприбудет Ной Ноевич, исполним ее еще раз.

– Чего захотел, – проворчал Разумовский. – Репетициярепетиции – это что-то новенькое.

Остальные тоже оставили призывы Девяткина без внимания.Страдая, ассистент прижал к груди руки – из рукава куцего пиджачишки высунулсякрай фальшивой манжеты.

– Никто из вас не любит искусства по-настоящему! – восклицалон. – Вы только делаете вид, что верите в теорию Ноя Ноевича! Господа, такнельзя! Нужно целиком отдаваться своему призванию! Помните: «Весь мир – театр!»Давайте попробуем начать! Я сам прочту текст Сказителя!

Никто кроме Фандорина его не слушал. А Эрасту Петровичупришла в голову неожиданная идея.

Почему бы не взять с собой на дело Жоржа Девяткина?

Он, конечно, со странностями, но зато очень храбр –достаточно вспомнить отравленную рапиру. Это раз.

Бывший офицер. Это два.

Не теряется в критической ситуации, что продемонстрировалаистория со змеей. Это три.

И, что особенно важно, не болтлив. Никому не проговорился офандоринском расследовании смерти Смарагдова. Мало того: ни разу после тогослучая не приставал с разговорами, хоть Эраст Петрович и ловил на себе егопытливый, вопросительный взгляд. Редкостная для актера сдержанность!

Нет, в самом деле. План операции можно скорректировать,чтобы роль помощника была сведена к минимуму. В сущности, таланты Масы – боевыенавыки, инициативность, молниеносная реакция – тут не понадобятся. Довольнобудет исполнительности и твердости. С этими качествами у Жоржа, кажется, все впорядке. Недаром Штерн выбрал его в ассистенты…