Бриджит заворковала.

– Надо её вытащить! – крикнул я, но Том уже действовал.

Наклонившись так низко, как только осмелился, мой друг вытянул гигантские руки. Однако он не мог достать Салли – до цепочки оставалось ещё несколько дюймов. И следовало торопиться, пока цепочка не задушила её. И пока она не порвалась.

– Скорее, – сказал я и перекинул ногу через перила.

Том дёрнул меня назад.

– Ты рехнулся? Я её вытащу. Держи меня!

Он снова нагнулся. Я обхватил его ноги, откинувшись назад, и Том почти повис над пустотой. Но он дотягивался. Уже… уже вот-вот…

Он наклонялся всё сильнее, а я выгибал спину, держа его, пока Том не оказался чуть ли не вверх ногами. Его палец коснулся цепочки, и Том потянул её на себя.

Спокойнее. Не спеша.

Он поднимал Салли. Цепочка врезалась в палец Тома, и он вздулся, налившись кровью. Однако Том тянул Салли вверх…

И вдруг он ахнул.

– Нет!

Серебряная цепочка, натянутая до предела, разорвалась.

Время остановилось.

На миг Салли застыла в воздухе, словно держась за невидимую руку святого Кристофера… а потом медальон улетел во тьму. И Салли начала падать.

Том поймал девушку за воротник, но её вес тянул его вниз. Меня кинуло вперёд, и я понял, что если не отпущу их, то мы свалимся все.

Я не отпустил. Так и не отпустил. Цепляясь ногами за перила и чувствуя, как мои подошвы скребут о камень, я молился.

Не знаю, почему мы не упали. Может быть, мой святой тёзка удержал нас.

Том вытолкнул себя наверх. Одной рукой он держал Салли. Он дёрнул девушку, рывком втаскивая её на галерею. Мы все повалились на камень.

Салли упала на нас, её лицо прижималось к моему, её губы касались моего подбородка. Мы с Томом лежали, с трудом втягивая воздух. Потом мой друг сел и огляделся вокруг, приоткрыв рот.

– Чудо! – прохрипел он. – Мы стали свидетелями чуда!

Бриджит заворковала.

Наша радость быстро сменилась тревогой.

Я приподнял Салли, и она обмякла у меня на руках; её голова откинулась назад, рот приоткрылся. Я почувствовал на руках тёплую влагу и вспомнил звук удара, который слышал на колокольне. Вспомнил дубинку, которую выронил убийца. Она исчезла, когда он и его спутник сбежали.

Я прижал руку к голове девушки, чтобы унять кровотечение.

– Салли! Салли!

Она не приходила в себя.

– Надо доставить её к врачу, – сказал я.

Том протянул руки, чтобы поднять Салли, но я притянул девушку к себе.

– Я её понесу.

Том глянул на меня с сомнением, но не стал спорить. Мы спустились по лестнице и вышли на площадь. Моя шпага валялась на камнях. Карета, стоявшая за собором, исчезла. Том поднял мой клинок и вытащил свой, двинувшись дальше, держа по шпаге в каждой руке – предостережение для потенциальных грабителей. Мы помчались обратно в Пале-Рояль.

Я пыхтел. Лёгкие словно горели огнём. Салли весила не так много – от силы фунтов восемьдесят, вместе с платьем, но миля, отделявшая нас от дворца, казалось, растянулась до бесконечности, и с каждым шагом девушка становилась всё тяжелее. Но я не дал Салли упасть.

Она очнулась, когда мы бежали. Один глаз у неё косил, и в обоих стояла муть. Салли огляделась по сторонам.

– Это я, Кристофер, – сказал я. – Всё будет хорошо.

– Мне больно.

– Знаю. Но я рядом. Больше никто не причинит тебе боль.

– Это река, – сказала она, когда мы бежали по мосту. – Ты бросишь меня туда?

– Не сегодня.

– Пахнет яблоками…

Я ничего не чувствовал, кроме запаха крови.

– Никто и никогда не обращает внимания, – сказала она. – Ты видел?

Её глаза остекленели. Я бежал к Пале-Роялю, стуча башмаками по булыжникам мостовой.

– Пахнет яблоками, – повторила Салли, а потом выругалась: – Предатели!

– Тише, – сказал я. – Ничего не говори. Отдыхай.

– Ты расскажешь мне сказку? – спросила она и опустила голову мне на плечо. – Только тогда я чувствую себя в безопасности.

Салли замолкла и больше не сказала ничего.

Мы ворвались во дворец.

– Помогите! – крикнул я. – Помогите! Кто-нибудь!

Примчался десяток охранников и дюжина слуг в ночных сорочках. Все смотрели на нас. Я стоял на коленях, тяжело дыша. Салли лежала на полу, и кровь стекала с её волос, пачкая пол. Том возвышался над нами, держа по шпаге в каждой руке.

– На неё напали, – сказал я. – Найдите врача!

Один из охранников кинулся к выходу.

Я наклонился, чтобы поднять Салли, но Том опередил меня. Прежде чем я успел перевести дух, чтобы возразить, он подхватил девушку на руки и отнёс в ближайшую комнату.

Я не знал, что делать. Салли говорила, что ей больно, поэтому я приказал вскипятить воды, чтобы приготовить маковый отвар. Но тут явился хирург.

Палисси вошёл в комнату, бросил короткий взгляд на Салли и сказал:

– Несите её на кухню.

На сей раз Салли взял я. Мы пошли на кухню, и я положил девушку на тот самый длинный деревянный стол, где горничная Лизетт лишилась ноги. Палисси отодвинул меня и наклонился над Салли. Провёл пальцами по её голове, надавливая то тут, то там. Потом он засучил рукава.

– Выйдите все, – сказал врач.

Слуги и охранники ушли, и их сменили ученики Палисси. Они открыли свои кожаные сумки и начали извлекать оттуда хирургические инструменты, раскладывая их на столе. Ножи, пилы, иглы, крючки.

Я не двигался с места.

– Ты тоже, – бросил Палисси, но я продолжал стоять.

Хирург обернулся ко мне и грубовато сказал:

– Шевели ногами, сынок. Мне нужно работать.

Том взял меня за руку и вывел за дверь. Я бездумно шёл за ним, пока мы не оказались в дворцовой часовне. Том опустился на колени перед золотым крестом, и я последовал его примеру.

Мы молились.

Пятница,

20 ноября 1665 года

Час девятый

Хирург встряхнул меня. Я сел.

Я задремал в часовне, растянувшись на каменном полу рядом с Томом, который по-прежнему стоял на коленях, шепча молитвы. Свет утреннего солнца пробивался сквозь витражные окна, окрашивая нашу кожу в причудливые цвета.

– Она жива, – сказал Палисси, и я почувствовал, как исчезает пустота в душе.