– Обывателю сложно понять, – исследователь явно обиделся. – Что наука требует жертв! Что без жертв не бывает свершений…

Он опрокинул рюмку и затряс головой, скривился.

– Боже… самогон?

– Обижаете…

– И все-таки… – Чуднов набычился.

Но хлопнула входная дверь, и раздался веселый голос Эвелины:

– Вечер добрый. Прошу прощения за опоздание…

Астре было душно.

Нет, не от жары и не из-за закрытых форточек, тем паче, что из тех сквозило. Из-за людей. Именно из-за этих вот людей, что собрались за столом ради какого-то странного праздника.

Революция.

Мама этот праздник не любила. Нет, праздновала, потому что не стоило выделяться. Но не любила.

– Мы и так слишком иные, – как-то сказала она, прикалывая на белый фартук Астры красную звезду. Звезду Астре дали в школе, куда она и явилась только для того, чтобы звезду получить.

Нет, сперва было торжественное собрание.

Клятва.

И мама, которая увела Астру сразу после, сказав:

– Приличия соблюдены, и больше здесь делать нечего.

Приличия она соблюдала и на праздник, принаряжаясь, принимая красные гвоздики и красные же шары, оставаясь после на недолгие посиделки коллектива…

…чувствовала ли она себя столь же чужой, далекой от прочих, как Астра?

Еще взгляды эти.

Любопытные.

Оценивающие…

Только и успокаивает, что маг рядом. Держит ее за руку, как ребенка, и Астра ему благодарна за это. Она терпит.

И ждет.

Чего?

Сама не знает. Чего-то, что всенепременно произойдет, но… когда?

Первым поднялся Путятин, попросив разрешения закурить, и был отправлен на лестничную клетку. За ним потянулся Матвей Илларионович, который за столом сидел тихо, будто смущался.

Заиграла музыка. Эвелина вынесла старенький граммофон, и скрипящий надсаженный голос запел о любви.

– Позволите? – Алексей протянул руку, приглашая Антонину на танец. И та согласилась.

– А ты… не хочешь? – тихо спросил маг.

– Я не умею, – призналась Астра.

– Могу научить.

– Не здесь.

На нее будут смотреть, Астра это точно знала, а она не хотела, она устала от взглядов.

– Я… посмотрю, как там девочки.

Хороший предлог, чтобы сбежать. Не совсем, ненадолго, она вернется, потому что нельзя оставлять его одного. Он, конечно, маг и даже разума, и опытный, но все равно не справится.

Слишком ослабел.

К девочкам она и вправду заглянула, скорее для того, чтобы убедиться, что обе на месте. Нет, она чувствовала их, но… ей хотелось увидеть все самой.

Сидели.

Играли.

Строили из кубиков дом.

– Откуда кубики? – поинтересовалась Астра, потому что недавно этих вот кубиков еще не было.

– Ингвар принес, – Розочка ставила один на другой. – Сказал, что если что, чтобы кидали… в стену или еще куда. Ну и играть тоже можно.

Астра взяла кубик в руку.

Это, конечно, вопрос, можно ли играть боевыми артефактами третьего уровня, но кидать ими в кого-нибудь и вправду удобно.

– Хотите чего-нибудь?

Розочка с Машкой покачали головами. А Астра с удивлением отметила, насколько они стали похожи, куда больше, чем раньше. И эта вот Машкина хрупкость сделалась совсем уж нечеловеческой, а глаза…

– Так надо, – тихо ответила Машка. – Он придет.

– Кто?

– Тот, кто придет, – Машка закрыла глаза и прислушалась. – Он уже близко.

– Тогда надо уходить, – паника затопила Астру.

Попыталась.

И схлынула, оставив после себя удивительное спокойствие.

– Нельзя, мама, – Розочка спокойно поставила кубик на кубик. – Он не позволит… да и увидишь, все будет хорошо. Правда, Машка?

Та кивнула.

– Ты… видишь?

– Немного. Когда здесь не мешают, – Машка ткнула пальцем в висок. – Раньше путалось. Все. И страшно было.

– А теперь?

– Теперь не так. Дядя Свят запер страх. И шум. Теперь можно разобраться, – она сидела на полу, перебирая разноцветные лоскутки, и выглядела целиком сосредоточившейся на нехитром этом занятии. – Бабушка… тоже… раньше. Видела. Только боялась. Всегда. Назад видеть проще. Впереди путается, но тоже можно. Бабушка боялась.

– Чего?

– Что узнают.

– И что случится?

Машка пожала плечиками.

– Придут. Заберут. Она и маму поэтому ругала, чтобы не забрали… и меня… она не плохая, только… не все умеют не бояться. Я тоже не умею. Сама.

– А если со мной, то умеет, – Розочка дотянулась и погладила Машку по руке. Потом же посмотрела на Астру и сказала: – Ты иди уже…

Наверное, взрослому человеку или не человеку, не стоит слушать детей. Что дети вообще понимают в жизни? И Астра должна была бы настоять на своем.

Забрать детей.

Уехать.

Потребовать защиты, не важно от кого, главное, чтобы надежной, но… она просто кивнула и сказала:

– Если вдруг что-то нужно, зови, хорошо?

– Ты услышишь, – пообещала Розочка.

А в коридоре Астру уже поджидали, хорошо, что не у самых дверей, должно быть, опасались, что, заметив этакую настойчивость, она в комнате спрячется.

И желание было, но…

– Доброго дня вам, – сказал Ниночкин кавалер, кланяясь, и руку протянул, Астра же свои за спину убрала. Не хватало еще, чтобы их всякие тут трогали. Огляделась. Коридор был пуст. – Не волнуйтесь, я хочу только побеседовать…

Художник стоял, перегородив собою путь, и покачивался. Но пьяным он не был. Пьяные люди ощущаются иначе, чем трезвые, поэтому Астра знала совершенно точно: Путятин пьяным не был.

– Дива… впервые вижу диву так близко, – он выдохнул смесь странных запахов – табака и спиртного, и женских духов, и еще чего-то донельзя тошнотворного. – Я много слышал, но чтобы видеть… в Москве не осталось никого из дивного народа. И в Ленинграде… вы теперь держитесь в стороне от городов.

– Что вам нужно?

Его глаза прищурились.

– Я бы хотел написать ваш портрет. В вас есть что-то такое, донельзя нечеловеческое.

– Потому что я не являюсь человеком.

Страха по-прежнему не было, и отнюдь не потому, что он остался там, в комнате, вход в которую Астра закрыла спиной. Страха просто не было.