Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И это действительно то, чем я мог бы заниматься не в ущерб хоккею.
И заодно кататься, без больших потерь в учёбе!
В общем, идеальная комбинация.
Вот это я и хотел рассказать Столярову. Меня, конечно, немного напрягало его вселенское молчание. Но я решил, что, как только всё ему объясню, он тут же смягчится. И сразу за меня порадуется.
А ещё я просто хотел сказать ему спасибо. За то, что он есть. И за то, что благодаря ему я стал таким, каким стал.
Я правда изменился. Вырос. Поумнел. Перестал говорить «чувак».
В общем, того, прежнего Геры Бабочкина больше не было. Был обновлённый я. В свежем, так сказать, оперении.
Ну или как эта фигня у бабочек называется? ||
▶ А ещё я понял вот что. Не обязательно всегда и во всём быть первым. И если мне когда-нибудь взбредёт в голову написать книгу, она будет именно об этом – о том, что первым быть не главное. Главное – быть человеком!
А человеку, первому или последнему – да любому, – свойственно иногда ошибаться.
Я ошибся, да. Считай, что подлость совершил. Сначала друга бросил. Потом ещё и понял не сразу, что и как.
А когда понял, было уже слишком поздно. ||
▶ Помню, как я зашёл перед линейкой в цветочный, чтобы купить Леокадии Альбертовне цветы.
Вот! Заметно же, да? Я уже даже перестал называть её Леокадией!
Ну, потому что степень моего уважения к этому человеку с недавних пор просто зашкаливает!
Я же знал про ту подпись. Что она сама её поставила!
И вот честно… если со столяровскими предками мне уже давно всё было ясно, то сама Леокадия Альбертовна меня просто поразила!
Конечно, если разобраться, не самый красивый поступок. Вроде как даже попахивает обманом. Но, с другой стороны, это ли не благородство – взять и пожертвовать ради другого своей учительской нравственностью.
И я без шуток сейчас! Леокадия – она же и правда такая. Типа святая. Не убей, не соври… ну или как там по заповедям правильно?
В общем, по моему скромному мнению, наша Альбертовна после всего этого должна была как минимум получить грамоту и почётное звание «Учитель века».
А в итоге получила выстрел в спину. Ну, то есть приказ об увольнении.
А я же не знал ничего! Шёл как дуралей, гладиолусами размахивал. И вдруг на тебе – сладкую парочку встретил. Чернышова с Малинкой!
Да уж!
Но и не удивительно! Что я твердил этому олуху? Я же его сто раз предупреждал, что именно этим всё и кончится.
И тем не менее сказал ей «привет». Сквозь зубы, но всё-таки. А Димону руку пожал.
Ну пожал и пожал. Что я, буду Отелло вместо Звездочёта изображать? Тем более мы целое лето не виделись.
И тут Чернышов мне говорит. Мол, про Завадскую слышал? Это как раз наша Леокадия… А у меня – ноль предчувствия. Я почему-то решил, что Димон сейчас какую-нибудь ерунду сообщит. Типа она замуж вышла. Или ещё что…
А он – глаза в пол – и сообщает:
– Её же уволили!
И потом так зло:
– Из-за этого придурка!
Я просто ногами к земле прирос, честно. Из-за самой новости, не из-за придурка.
Про этого я сначала вообще не понял: что за он и в чём виноват. А потом как дошло…
Я пулей сорвался! Швырнул те гладиолусы и побежал в школу. И уже на входе с ним столкнулся.
Ну, я, получается, входил, а он выбегал.
Вот этот самый момент я потом часто в голове прокручивал. В замедленном режиме. Вот я поднимаюсь, открываю дверь, а оттуда прямо на меня несётся Столяров. Белый как мел. И глаза такие – дикие.
Почему я его не остановил? Почему не схватил за руку? В общем, сто тысяч бесполезных почему. ||
▶ Да потому что судьба у нас с ним такая!
Я, помню, возмутился:
– Ну ты хоть бы «здрасьте» сказал. Сто лет не виделись!
А он посмотрел на меня, как будто первый раз видит, и дальше побежал.
А я даже тогда ничего не понял. Взгляд этот – там же сразу было видно, что человек не в себе. Но я, олух, решил, что это у него просто выражение лица такое. Забирай свои игрушки, называется.
Серьёзно, я думал, он просто из-за лагеря до сих пор обижается.
Потом уже в классе всё сопоставил, конечно. Эти наши придурки… они же ему, считай, самосуд устроили. За Леокадию! Оказывается, тот урод, который Альгердович, настучал на неё нашему директору. Такую волну нагнал, что её сразу из школы выкинули.
Спасибо хоть по собственному желанию.
Но это уже сама Леокадия Альбертовна мне потом объяснила. Сказала, чтобы я не переживал. Мол, она уже и так собиралась уходить – в следующем году, когда мы с Гришей выпустимся. И что «годом раньше, годом позже – это уже не принципиально». И вообще, даже к лучшему! Потому как теперь она сможет больше времени уделять своей школе. И мы тоже можем к ней приходить – чуть ли не всем классом.
Но это уже сейчас всё выглядит более или менее. А тогда у меня был настоящий шок. И ещё же Воробьёва – коза – орала как резаная. Она каким-то образом пронюхала обо всём и рассказала нашим. И вот, пока я там цветочки нюхал, они своё черное дело сделали.
Тогда-то я и понял, про что были те его глаза. Про предательство. Он же конкурс выиграл. А я об этом тоже не знал – друг, называется. А эта больная Воробьёва написала организаторам письмо и потребовала, чтобы выигрыш Столярова признали ложным, потому как там чистой воды мошенничество и это ещё надо разобраться, «стоит ли какому-то жалкому прохиндею вручать такие призы!».
Я же говорю – коза!
А Столяров эти деньги… Он ведь в Москву хотел поехать! И Кристинку на море отправить. И Нине лекарства какие-то дорогущие купить.
Да и не в деньгах дело. А в том, как они с ним поступили. Как последние свиньи! Набросились всем стадом на одного – беззащитного. Показали, кто они, а кто он. Всё такое же чучело.