— Ну Фроська! Ну выходи за меня замуж. Чего тебе стоит?

Ещё один сыскался! Мало вас на мою голову!

— Утром хоть за чёрта лысого, а сейчас и королевича взашей, — отмахнулась я.

— Фроська, — обиделся Серый, — ты что всей серьёзности вопроса не понимаешь? Люблю я тебя, мать!

— Ну мать так мать, — пробормотала я, — это ты уже с папкой договаривайся.

— Я тебя сейчас придушу!

— Ой, хватит твоих шуток, — в моё сердце вдруг закралось сомнение, — или это была не шутка?

Серый, уже начавший сомневаться в сообразительности выбранной невесты, расплылся в радостной улыбке:

— Не шутка.

Где-то над нашими головами от неожиданности скончалась белка. Парень ещё делал робкие попытки заключить в объятия воздух в том месте, где я только что сидела, а я уже дала стрекача подальше от этого ненормального.

Уйти к деревне было бы куда как умнее, но там мама. И ещё толпа несостоявшихся женихов. Тут-то хоть один. Одного я худо-бедно отважу. Но бродить ночью по лесу тоже затея не из хороших, и поняла я это довольно скоро. Села на засохший выворотень и задумалась.

Я собиралась разреветься, как и положено бабе в сложной ситуации. Но предательское сердце стучало вовсе не испуганно и даже не обиженно. Честно говоря, радостно. Но не могу же я в этом так сразу признаться!

Серый не самый плохой жених. Даже привлекательный, если подумать. А уж в сравнении с пришедшими на смотрины так и вовсе красавец. С возрастом его тощая долговязая фигура приобрела странное изящество и даже Любава иной раз засматривалась на моего приятеля. И ещё у него глаза красивые. Говорят, что серые, почти как волосы. Иногда так и бывает. Но я почти всегда видела их золотыми. Глупость. Не бывает у людей таких глаз. У зверей разве. А ещё улыбка. Да, улыбка у него хорошая. Когда он улыбается, тени испуганно прячутся по углам и ничего плохого в этом мире произойти не может.

Но каков наглец, а? Столько времени за нос меня водил, как дурочку несмышлёную. Хоть бы намекнул, что ему нравлюсь, хоть словом бы обмолвился! Так нет же, молчок! Чурбан неотёсанный. Вот теперь пускай на этой берёзе женится.

Ушла я, на всякий случай, недалеко. Позволяя Серому видеть яркую юбку, мелькающую между деревьями. И он, не дурак, терпеливо ждал, давая подруге время успокоиться. Когда ждать надоело, он, бесшумно прошагав по опавшим листьям, подошёл и протянул руку.

Помедлив, я протянула свою в ответ.

— Я же тебя другом считала, сволочь! Мы ж вместе на сеновале ночевали!

— Ой не скажу, о чём я на том сеновале думал, — довольно хмыкнул приятель, — скажи, любимая, а мои страстные поцелуи тебя ни на какие мысли не наводили? Это ж только полная дура не заметит таких явных знаков внимания.

— Ах, я ещё и дура?! Предатель! Подлюка! Изверг!

— Изверг уже был, не повторяйся.

В общем, к утру мы твёрдо решили пожениться.

____________________________________________

[i] Да, картошечка. Смиритесь уже.

Серый оторвался от моих губ и ещё раз по-щенячьи наивно округлил глаза. В первые пару лет супружества это давало результат — я умилялась и безропотно соглашалась с решением мужа. Но теперь я дама опытная. Я облизнулась, посмаковала и заявила:

— Ну, навык не потерял. Но я всё равно с тобой пойду.

— Вредную бабу и оборотень не исправит. Отсиделась бы. Отдохнула. А я быстренько по Городищу пробегусь, узнаю, что да как.

Я с невозмутимым лицом встала, перемешала в котелке условно съедобные грибочки, что мы успели набрать по дороге, неспешно вернулась и повторила мужу слёзную речь о том, что я скончаюсь от беспокойства, не буду ни есть ни пить, стану совсем тощая и некрасивая (особо трагичный момент!), и, в заключение, что без его защиты меня тут же найдут, схватят и убьют. Для убедительности даже слезу пустила. Перепуганный муж бросился меня обнимать, гладить по голове и убеждать, что ни за что без защиты не оставит.

— Сколько лет женаты, а думает, что меня переспорить можно, — хмыкнула я. Как дитё малое, честное слово!

Серый смотрел жёлтыми волчьими глазами, полными тоски и безысходности. Интересно, а голодные оборотни питаются жёнами? Я, если что, вредная и жёсткая. Ну, по меньшей мере, вредная.

— Меня есть нельзя — я несвежая и старая.

— Тут ты, пожалуй, права, — согласился муж, — ещё несварение заработаю.

В устах Серого моё же замечание прозвучало оскорбительно, и я, на всякий случай, возмутилась.

— А что? — удивился муж, — Мясо, которому пошёл третий десяток… Я бы рисковать не стал.

Я плюнула и с важным видом удалилась пробовать грибы. Потом передумала и первую ложку скормила мужу. Не то что бы его состояние убедило меня в качестве варева, но, если бы я не присоединилась к сомнительному ужину сразу, присоединяться стало бы уже не к чему. Как гласит старая пословица, когда живёшь с волком, или ты ешь быстро или не ешь вообще.

Вскоре нам пришлось переругиваться из соседних кустиков.

Когда совсем неприличные звуки стихли, муж снова попробовал воззвать к моему отсутствующему благоразумию:

— Фрось, отсиделась бы ты за городом? Ищут-то двоих. Один я не такой приметный.

— Ага, то есть, ты считаешь, что на нас в любой момент могут напасть охотники, и предлагаешь разделиться? Это чтобы они проще нас словили?

— Жена! Ты же умная женщина и понимаешь, что ищут меня, а не тебя. А город я знаю, схоронюсь, если что.

— Ох, утешил! И я должна отпустить тебя на верную смерть, даже не попытавшись составить компанию? Отсиживаться в кустах… то есть, в деревнях, пока на моего мужа охоту объявили? А если тебя зарежут и освежуют, а я даже не буду знать, можно мне снова замуж или нет? И не надо там рычать! Раньше меня ты из этих кустов всё равно не выйдешь — я меньше съела.

— Да я и не рычал… — смутился Серый, — и вообще я за тебя боюсь. Вдруг нас уже ждут в Городище?

— Я за тебя тоже боюсь, — отрезала я, — поэтому давай бояться вместе, а не по отдельности. И вообще у меня муж — оборотень. Что мне после этого десяток ненормальных изуверов?

Серый вздохнул. Мне показалось, облегчённо. Наверное, действие грибочков заканчивалось.

— Значит, вместе?

— А то!

К середине ночи из кустов мы всё-таки вылезли. Я худо-бедно сварила травок, искренне надеясь, что ничего не перепутала в темноте и не плюхнула в котелок слабительного.

Всё-таки пронесло. Во всех смыслах.

Поутру меня бесцеремонно растолкали палкой.