раз меняет ситуацию, вызывает новый поворот – как минимум, меняются условия мозговой игры. Сознание героя начинает вращаться вокруг собственного обещания, и зачастую ни выполнить обещание, ни забыть о нем невозможно, так как, каждый из них «лицом к лицу» сталкивается в самом себе с тем, чего боится и от чего не может отказаться – со своим желанием. Самый впечатляющий раскол сознания показан в истории «ужасного обещания» уничтожить отца. Собственно, «Петербург» и есть история этого обещания – он повествует об отрезке жизни Николая Аполлоновича, начало которому задается принятием на себя этого обязательства и завершается его самопроизвольным разрешением.

В романе резко подан контраст между исходным действием героя, актом обещания – и его последующим протяженным бездействием, рефлексией по поводу обещания. Обещание это с самого начала представлено как событие, поступок:

Вот тогда-то созрел у него необдуманный план: дать ужасное обещание одной легкомысленной партии.

Вспоминая теперь этот свой неудачный поступок, Николай Аполлонович неприятнейшим образом улыбался <…>[593].

Поступок – так, и совсем не случайно, автор называет обещание героя.

Николая Аполлоновича донимает саморефлексия:

Что-то было такое, что тянулось за ним, что бросало особенный свет на отправление всех его функций <…> это что-то не было фактом, но факт оставался; факт этот – в что-то.

В чем что-то?

В обещании партии?

<…>

Итак, в обещании <…>[594].

«Что-то» Николая Аполлоновича – его бессознательное желание убить отца. В акте обещания, в заявлениях бессознательное эксплицитно переходит в область сознательного, вербализуется и – выходит из Николая Аполлоновича «вовне». Тяжесть содеянного – не убийства еще, а только высказываний – настолько подавляет его, он не может поверить, что совершил такой поступок вслух:

Он, Николай Аполлонович… Или не он? Нет, он – он: он им, кажется, тогда говорил, что постылого старика ненавидит он; что постылый старик <…> просто-напросто есть отпетый мошенник… Или это он все говорил про себя?[595]

Речи о ненависти и особенно обещание убить отца, это словесное деяние, указует в качестве референта не на какие– либо материальные обстоятельства, а только на себя самое: обозначая себя в процессе речевого выражения, обещание создает новую реальность. Обещание есть квинтэссенция перформатива. Сказанное им слово оказывается делом. Это перформатив, который превращает спрятанные в бессознательном «личинки чудовищ» в «факты ужасного содержания».

В романе целый ряд обещаний себе. Это не то же, что обещание другому, но это тоже обещание. Обещанное себе герои выполняют немногим лучше. Анна Петровна, беглая жена Аполлона Аполлоновича, дает себе обещание не возвращаться в лакированный дом. Но обещания не сдерживает: «Дала обещание: но – вернулась»[596]. Аполлон Аполлонович, со своей стороны, по всему судя, дает себе обещание изгнать жену из своего сердца – и не выполняет. Еще Аполлон Аполлонович дает себе обещание решительно поговорить с сыном о том, что скрывается за его странным поведением – не выполняет толком и этого.

Николай Аполлонович обещает себе, что жестоко отомстит своему бывшему «предмету» («<…> ее ожидала роковая страшная месть»[597]). Это он планомерно и с какой-то безумной истовостью принимается исполнять, но выходки домино трудно признать местью роковой или страшной, и надолго его не хватает. Идя на свидание в Летнем саду, он уже готов отказаться от обещания отомстить Софье, а в конечном счете об обещании забывает (да и о «предмете» забывает). Это обещание Николая себе прекращает существование под ударом словесной акции Липпанченко, письма с требованием выполнить другое его обещание, то самое, составляющее исходный и главный перформативный акт в романе. Кстати сказать, письмо Липпанченко ему передает Софья Петровна, тоже выполняющая обещание себе: она поклялась, что отомстит красному шуту «простой передачей письма»[598]. Это она выполняет в полной мере (о чем тут же сожалеет).

Перформатив в поворотах сюжета. Умственный перформатив

Сюжет «Петербурга» имеет, если можно так выразиться, перформативное измерение: основные линии романа и их роковые повороты можно проследить как взаимодействие пер– формативов (если не всецело, то в главном).

Николай Аполлонович делает заявления – вслух и про себя, – которые имеют практические последствия, отражаются на его поведении и его отношениях с окружающими его людьми и реалиями. Основная линия – отцеубийственная – целиком держится на знаменитом «обещании ужасного содержания». Словесная акция сына создает завязку и основные аспекты реальности романа. Сам он, правда, тешит себя иллюзией, что данное им партии обещание обойдется без последствий, склонен даже отнести его к обещаниям «шуточного характера». Но из уст его выходит джинн самый серьезный – на беду Николая Аполлоновича его обещание попадает в проворные руки Липпанченко. Тот совершает свою словесную акцию (в письменном виде): требует выполнения обещания. Такое высказывание «товарища по партии» усиливает реальность, созданную исходным перформативом (обещанием убить отца). Еще более реальными последствия двух этих перформативов делают речевые акты Морковина – он подкрепляет повеление Липпанченко угрозой ареста (шантаж – резкий словесный поступок).

Обратим внимание на действия, которые герои совершают в уме – они тоже меняют реальность романа. Представляется, что понятие перформатива уместно распространить на умственные акции. Происходящее в уме во многом аналогично высказываемому вслух. Умозаключения и особенно решения могут создавать новую реальность подобно произнесенным заявлениям. Решение есть обещание себе, и если обещание – квинтэссенция речевого перформатива, то решение – квинтэссенция умственного перформатива. Оно обладает теми же свойствами: креативно (создает новую реальность – как, например, решение отомстить) и самодостаточно (факт принятия решения сам по себе составляет факт бытия, выполняется решение или нет). Разница в том, что обещание себе легче отменить, чем обещание, данное другому, и акт обещания себе выходит на поверхность не сразу и не всегда. В остальном решения живут той же жизнью, что обещания – решения, преданные огласке. В «Петербурге» важнейшую словесную акцию – обещание партии – предваряет и предопределяет изначальная умственная акция. Сцена с ясным ее описанием в книге отсутствует, но анализ текста подсказывает, что после ссоры с Софьей Николай решает для себя, что отомстит отцу за свое унижение. Сначала он обещает себе, что убьет виновника своих злоключений – и лишь потом предлагает партии: я готов прикончить старого мракобеса в интересах истины и революции. Строго говоря, самый первый импульс развитию линии отцеубийства дает именно это решение, перформатив умственный, а словесное обещание партии следует после.

Мозговая игра в «Петербурге» отнюдь не сводится к возникновению фантастических картин в головах сенатора и его сына. Все существенные события романа предопределяются теми или иными умственными акциями героев, которые тоже можно назвать мозговой игрой. Невидимая ее часть, та, на которую рассказчик прямо не указывает, как водится, намного больше видимой.

Повлиять на реальность может и бездействие. Оно может быть поступком, а может быть условием поступка или события. Связь бездействия с решением тоже двояка. Бездействие может быть результатом решения не делать, например, целенаправленное преступное бездействие. А может, наоборот, быть результатом отсутствия решения действовать (что порой называют нерешительностью, малодушием и другими констативными словами).

Но вернемся к заблудшему сыну. В промежутке между его актом обещания партии убить отца и ответным актом партии в виде требования выполнить обещанное происходит не столь разительный обмен перформативами. Так называемый Неизвестный от имени партии шлет сенаторскому сыну «записочки», наполненные революционными лозунгами – это тоже словесные акции, не самые, конечно, громкие, но меняющие реальность отношений сына с партией и приближающие решительный перформатив в виде упомянутого уже повеления папашу, как договаривались, прикончить. Николай Аполлонович в ответ на эти предварительные записочки – ничего. Это та разновидность бездействия, которая, по ряду признаков, проистекает от отсутствия решения.