в чистое синее небо, которое темнело с каждой секундой, пока не осталось ничего.

Ничего, кроме мрака и пустоты.

14

Она была полной. Совсем не похожей на ту, что испытываешь, если сидишь в глубоком погребе или безлунной ночью, когда небо затянуто густыми облаками. Нет. Эта темнота была непроницаемой. И в то же время осязаемой. Тягучая, словно дикий пчелиный мед или древесная смола. И я ничего не ощущал, кроме ее присутствия, ибо не было ни малейшего просвета в этой завесе. Пропали чувства времени и места. Остались лишь мы вдвоем — я и этот мрак.

А потом я увидел свет. Совсем маленькое пятнышко, подобно далекой звезде, разорвало полотно тьмы своим лучиком и начало медленно отхватывать кусочек за кусочком у этой густой темноты. Но чем больше распространялся свет, тем сильнее становилась боль. Первые признаки которой я ощутил как раз в тот момент, когда только заметил это свечение. Постепенно тьма уступила примерно половину своих владений, и я понял, что болит левая рука. Та самая, в которую впивались зубы гиены.

«Гиена».

При мысли об этом звере я сразу все вспомнил.

«Надеюсь, Бастет смогла выбраться и ее не сожрала оставшаяся в живых тварь».

Я слегка шевельнул левой рукой и тут же пожалел об этом. Пронзившая все тело боль была такой силы, что если бы мои глаза могли метать искры, то непременно сделали это.

— Не двигайся, — донесся сквозь уже завесу света до меня знакомый голос.

— Бастет, — прошептал я.

Не знаю почему, но мне было приятно слышать ее в этот момент и осознавать, что она жива.

— Да. А теперь лежи и не дергайся.

Я мысленно кивнул. Упрашивать дважды точно не понадобилось. Я не хотел учиться метать глазами искры.

Тем временем тьма полностью уступила свои владения свету, который быстро превращался в туман, постепенно рассеивающийся перед глазами. И вот я уже видел, что лежу в нашей палатке, а Бастет сидит рядом на циновке. На ее лице виднелось вялое подобие улыбки. Окинув ее беглым взглядом, я не заметил на ней каких-либо серьезных повреждений. Если не считать пары царапин на правом плече, нубийка была в полном порядке.

— Она сбежала? — прохрипел я пересохшим ртом и попытался прочистить горло, стараясь не кашлять, дабы не привести руку в движение.

— Нет, — нубийка продолжала вяло улыбаться, но в ее глазах читалась напряженность.

— Значит… — я попытался сесть, инстинктивно потянувшись к поясу, в надежде нащупать меч. Однако вновь непроизвольно дернул рукой и, вскрикнув, повалился обратно. Лоб тут же покрылся испариной.

— Я же сказала, не шевелись! — взволнованно воскликнула Бастет и потянулась к кувшину с водой, стоявшему рядом.

— Нужно разобраться… — процедил я сквозь сжатые зубы, пережидая, когда боль утихнет.

— С кем?

— С гиеной.

— Она мертва, — произнесла Бастет, поднося кувшин к моим пересохшим губам.

— Что?

— Пей.

Я жадно сделал несколько глотков. Холодная вода полилась внутрь, принося облегчение. Даже боль, казалось, стала слабее.

— Мертва? — переспросил я, когда нубийка поставила кувшин обратно.

— Да.

— Но как? Я убил только двоих.

— Я сбросила гиену в колодец.

Я изумленно уставился на нее, полностью забыв о руке:

— Ты что сделала?

Видимо, мое лицо приняло весьма необычное выражение, ибо Бастет прыснула со смеху. Однако он очень быстро оборвался, оставив после себя ту же вялую улыбку.

— Я сбросила гиену в колодец, — повторила она.

Я выдавил смешок:

— Порази меня молнией Мардук. Ты сбросила гиену в колодец.

Тут я вспомнил, что когда боролся со второй зверюгой, то услышал чей-то визг, а затем всплеск воды. Видимо, это и был тот самый момент, когда последняя тварь полетела на дно.

— Как это произошло? — спросил я. — Или лучше спрошу, как все закончилось?

— Я услышала твой крик, — нубийка взяла короткую паузу, — как ты позвал меня, — она потупила взгляд, — но сразу выбежать не решилась.

— Помню, в тот момент я клял тебя, на чем свет стоит.

— Могу представить, — вялая улыбка стала чуть шире, — но я никак не могла заставить себя двигаться. Надеюсь, ты понимаешь.

Я кивнул.

— А потом я услышала лязг ведра, что висит над колодцем, и этот звук вывел меня из оцепенения, — Бастет вновь выждала паузу, а затем продолжила, — я поняла, что если останусь в палатке, то меня все равно съедят, а так — был хоть какой-то шанс спастись. Ведь ты придумал план, да?

— Придумал, — коротко ответил я.

— Так, может, расскажешь?

— Сомневаюсь, что он тебе понравится, — уклончиво произнес я.

Поскольку Бастет ничего не ответила, я вынужден был продолжить:

— Ты должна была выскочить из шатра и отвлечь внимание хотя бы одной из гиен. Этим ты бы выиграла для меня несколько мгновений и дала возможность разделаться со второй тварью.

— А дальше?

Я посмотрел ей прямо в глаза:

— Я не знаю.

Бастет напряглась:

— Что значит, ты не знаешь?!

— Это значит, что я не знаю. Дальше продумать план действий у меня не оставалось времени.

Она вскочила. Ее глаза налились кровью.

— Ах ты, ублюдок! Решил использовать меня как приманку, а там будь, что будет — не сожрут хорошо, сожрут — ну, хотя бы твоя задница останется цела?!

— А у тебя были идеи получше? — в ответ повысил голос я. — Ты была похожа на мышь, загнанную коршуном. Учитывая то, насколько ты «смело» обращаешься с гиенами, я с трудом верю, что тебе хватило духу