— Не думаю, что тебе это будет интересно.

— Ехать молча еще хуже.

— Вчерашний день мы только и делали, что проводили, молча, и ты не жаловалась.

— Вчера было вчера.

Я удивленно вскинул брови:

— Я и не подозревал, что в тебе скрывается мудрец.

Она рассмеялась:

— Ну, ты плохо меня знаешь.

— Надеюсь, узнаю поближе.

Бастет оборвала смех и посмотрела на меня серьезным взглядом:

— Посмотрим.

Наступила непродолжительная пауза, которую нарушил я:

— Я был простым ремесленником, жившим на окраине Вавилона. Строил глиняные хижины. Чинил мебель вельможам.

— Вавилон, — мечтательно протянула Бастет, — я слышала про этот великий город… его красоты и роскошь. Но никогда не доводилось увидеть собственными глазами.

— Да, он таков, но не давай рассказам других обмануть себя. Вавилон далеко не похож на сказку. Под завесой красоты и величия скрываются другие, куда более темные и страшные черты.

— О чем ты?

— Не хочу говорить.

Я правда не хотел. Все, чего я желал, так это забыть свое вавилонское прошлое. Стереть былую часть жизни из памяти и лишь надеяться, что Бел-Адад с его жрецами нашел свой мучительный конец. Да и Эмеку-Имбару, бессердечно бросивший меня в пустыне на произвол судьбы, тоже. Меня не волновали их мотивы и цели. Я знал лишь одно — меня оклеветали. Использовали. И если бы мне встретился хотя бы один из них, то я, не колеблясь, разрубил бы его на куски. Медленно.

Видимо, все мои мысли отражались на лице, ибо Бастет прекратила разговор, напоследок окинув меня пристальным взглядом.

Мы неуклонно продвигались вперед. Верблюды вальяжно вышагивали по песку, а солнце щедро одаривало нас жаркими лучами. Даже умеренный ветер, поднимающий в воздух мелкие песчинки, не спасал от нарастающего зноя. Я протянул руку и достал из тюка кувшин с водой. Она оказалась теплой и противной на вкус, совершенно не утоляющей жажду. Все-таки сделав несколько глотков, я ощутил небольшое облегчение и вытер пот со лба.

— Далеко еще? — спросил я, убирая кувшин на место.

— Видишь ту гористую возвышенность? — ответила Бастет, указывая пальцем вперед.

Я всмотрелся туда и увидел высокий каменистый холм. Он оказался засыпан песком почти до самой вершины и его можно было принять за огромных размеров бархан, если бы не выпирающая черная макушка.

— Угу.

— Оазис прямо за ним.

— Слава Шамашу, — буркнул я, — а то это солнце скоро сведет меня с ума.

— Ты не приспособлен для жизни в пустыне, — хмыкнула Бастет.

— Думаешь, я стану спорить?

Она не ответила. Я же решил допить остатки воды, коль скоро можно будет пополнить ее запас и снова протянул руку к тюку, как вдруг что-то заставило меня обернуться и посмотреть назад. Не знаю, как определить это чувство. Я просто вдруг осознал, что обязан оглянуться.

Далеко позади я увидел три небольшие черные точки, которые двигались за нами на почтительном расстоянии. Отсюда я не мог сказать наверняка, но почему-то был уверен, что знаю ответ — кто это. Те три голодные гиены, которых я чудом умудрился прогнать этой ночью. Они шли по нашему следу.

12

Оазис для стоянки караванов выглядел совсем не так, как я себе его представлял. Мое воображение рисовало большой водоем, обширнее того, что находился в лагере разбойников, окруженный густо растущими кустарниками и пальмами. Контраст между ожиданием и реальностью был настолько велик, что я даже тихо присвистнул от удивления. Когда мы повернули за скалистый кряж, нашим глазам предстала следующая картина.

Никакого обширного озера. Вместо него какая-то бесформенная и маленькая лужица с мутной водой, вокруг которой ютились несколько, жалкого вида, кустарников да пара-тройка пальм с болезненно желтым цветом листьев. Одна из них так накренилась к земле, что можно было достать до макушки рукой. Неподалеку стоял обветшалый колодец с потрескавшимися досками. На нем висело старое бронзовое ведро. Оно настолько позеленело от патины[1], что невольно вызывало приступ отвращения.

— Ты уверена, что это то самое место? — спросил я. — Выглядит так, словно здесь сто лет никто не бывал.

— Да, это оно. Тут не так красиво, как в других местах, но здешний колодец всегда полон чистой воды.

Я с сомнением покосился на мутную лужу:

— Неужели?

— Скоро сам убедишься… — внезапно верблюд под нубийкой дернулся и замычал, — эй, что с тобой? Тише, тише, — она перевела обеспокоенный взгляд на меня. — Его что-то встревожило.

Мой верблюд также проявлял признаки беспокойства, постоянно озираясь и принюхиваясь. И я знал, что могло послужить причиной такого поведения животных. Однако так и не решил — рассказать Бастет о гиенах, преследующих нас, или же стоит промолчать. С одной стороны, скажи я ей прямо сейчас, то она, скорее всего, снова впадет в панику или ступор. С другой — уж лучше, чтобы она подготовилась к встрече заранее.

— Ты что-то скрываешь от меня, — услышал я ее голос.

— А?

— Не лги мне!

— Я и не собирался.

— Тогда в чем дело?

— Все в порядке, — я выдавил из себя улыбку, — может, они пить хотят.

— Они пройдут весь день без воды, особо не страдая, и хватит мне зубы заговаривать, Саргон!

— Мне кажется, ты не в том положении, чтобы орать на меня, — я демонстративно похлопал по мечу за поясом, однако Бастет внезапно расхохоталась.

— Ну, давай, попробуй! Я просто брошу тебя здесь и выпутывайся, как знаешь!

— И что на это скажет Азамат?

— О, не волнуйся, — язвительно парировала нубийка, — я найду правильные слова.

Я ухмыльнулся, но сдержанно:

— Ну-ну.

Бастет внезапно успокоилась. Ее