сбросить одну из них в этот проклятый колодец! И, кстати, — я слегка снизил тон, — советую поскорее набрать воды, иначе эта тварь заразит ее своим гниением.

Несколько мгновений мне казалось, что она сейчас набросится на меня. Настолько ее переполнял раздираемый внутренний гнев. Я вновь инстинктивно потянулся рукой к поясу, но меча там не оказалось. Это ни капельки меня не удивило.

Бастет резким движением подняла кувшин с циновки.

«Сейчас… сейчас она размозжит мне голову, и я наконец-то перестану чувствовать эту боль».

Но вместо того, чтобы прекратить мои мучения, она зло посмотрела на меня, а затем демонстративно вышла из палатки. Я тяжело выдохнул и вытер выступивший пот со лба, в ту же секунду пожалев о том, что Бастет унесла кувшин с водой. Но это не помешало ироничной улыбке появиться на моих пересохших устах.

«Жаль, что я потерял меч. Хотя, какая, демонам, разница? Сейчас мне на все наплевать».

Впервые я решился посмотреть на свою руку. Она была согнута в локте и лежала на животе. Два больших пальмовых листа, привязанных куском шерстяной ткани, ограничивали подвижность. Сквозь листья я увидел, что рука перевязана той же частью ткани, что и крепились пальмовые листья. Очевидно, одна из наших накидок пошла в дело, послужив перевязью. В центре ткань пропиталась кровью. Даже в таком, относительно спокойном, положении рука отдавалась сильной ноющей болью.

«Лучше бы она отрубила ее, к шакалам Ламашту, чем громоздить все это».

Снаружи донесся какой-то лязг с примесью чавкающего звука. Я приподнял голову и вслушался. Через пару секунд лязг снова повторился. Потом еще. И еще.

«Да что она там делает?»

— Бастет!

Она не отозвалась.

— Бастет! — крикнул я уже громче, но вновь ответом мне был лишь монотонный лязг.

— Сука, — пробормотал я и, несмотря на усилившуюся жажду и ноющую боль, провалился в беспокойную дрему.

* * *

— Верблюд.

— А? — я открыл глаза.

Бастет стояла надо мной. Уже спокойная, но с нахмуренными бровями.

— Ты мог сделать верблюда приманкой, но вместо этого решил использовать меня.

— Бастет…

— Где же твои слова о том, что мы должны действовать заодно? Очевидно, я для тебя ничего не значу!

— Ты дашь мне сказать?! — рявкнул я, вызывая новый приступ боли.

Она скрестила руки на своей красивой груди и стала смотреть на меня взглядом учителя, заставшего ученика за рисованием неприличных картинок на глиняной табличке.

— Мне нужна была неожиданность. Необходимость застать гиен врасплох. Твое внезапное появление имело все шансы возыметь такой результат, чего не скажешь о беснующихся верблюдах, истеричный рев которых, наверное, слышно было даже в лагере Азамата. Так, что прошу тебя, перестань делать из этого трагедию. В конце концов, я пострадал куда больше, — и кивком указал на ее правое плечо, — отделалась парой царапин, да легким испугом.

Очередная, но, на этот раз, мимолетная вспышка гнева проявилась в глазах Бастет, после чего она хмыкнула:

— Ну ладно.

Я махнул на нее рукой:

— Лучше воды принеси.

Она снова хмыкнула и, ничего не ответив, вышла из палатки.

«Какая же ты вспыльчивая, Бастет. Горячая. Настолько горячая, что можно обжечься, если не знать как с тобой обращаться. Словно огонь. Огонь…».

Неожиданно для меня самого, мысли о Бастет плавно перетекли в совсем другое русло. Все больше и больше я начинал думать о ней не как о невольной спутнице, которая поможет мне выполнить поручение Азамата и, возможно, изменить мою жизнь. Я стал думать о ней, как о женщине. Грациозной. Красивой. Желанной. Бастет не походила ни на одну из тех жриц любви, что я видел в храмах. И уж тем более на трактирных шлюх. Было в ней нечто особенное, помимо бурного нрава. И тем сильнее становилось желание провести с ней ночь. И совсем не в качестве полубольного калеки.

«Да, Саргон. У тебя целая гора проблем. Побольше, чем куча навоза во дворе богатой усадьбы. Мало того, что ты угодил в лапы разбойникам, до конца не придумал как извлечь выгоду из этого, при этом сохранив собственную шкуру, так теперь еще и гиена, можно сказать, оттяпала руку, а ты лежишь и думаешь о любовных утехах с прекрасной нубийкой. Нашел время, ничего не скажешь».

Вошла Бастет с полным кувшином воды и прервала мои приятные (и не очень) размышления.

— Держи, — она поднесла сосуд к моему рту и помогла сделать несколько глотков.

— Спасибо, — поблагодарил я.

В памяти всплыли слова одного вельможи о том, что богатство слаще воды.

«Плюнуть бы тебе в морду».

— Что ты там делала снаружи? Звук был такой, словно кузнец работает.

— Жир готовила.

Я недоуменно вскинул брови:

— Жир?

— Да. У животных есть подкожный жир, который можно достать с помощью прессования. Поскольку ничего тяжелее ведра у меня под рукой нет, пришлось использовать его, — она добавила через паузу, — многократно.

— Но зачем тебе животный жир?

— Мне ни к чему. Это для тебя.

— Не понимаю.

— Насколько ты знаешь, я довольно долго жила в Та-Кемет[1], — начала пояснять она.

— Та-Кемет? Где это?

— Египет.

— А. Странное название.

— Так называют его местные. Черная земля.

— Понятно.

— Так вот, проживая в Та-Кемет, я кое-что усвоила из египетского врачевания. Если втирать жир в рану, то она заживет быстрее.

— Надеюсь, ты знаешь что делаешь, — с сомнением в голосе ответил я, — не хотелось бы мне заразиться от этой твари чем-нибудь.

Бастет невесело рассмеялась:

— Если гиена была бешеной, то ты уже заразился.

— И что тогда?

— Умрешь дней через десять.