запуталось. Чего хотела? Чего добивалась? Что ждала? Голова шла кругом. В душе отчего-то наблюдалось опустошение. Нервы тоже, подозревала, находились на пределе. А тут один из драконов устроил огненное шоу. И вышло оно у него совершенно неожиданно, причем, и для него самого, и для окружающих.

Дело было, как выяснилось, так. Дарминг нашел себе отменного собеседника в лице Арилгона. Кто бы мог подумать, но после пары часов обеда, мною организованного, у них неожиданно появились темы, требующие обсуждения. Судя по их увлеченным лицам, очень интересные и просто животрепещущие темы. А раз начальство нашло себе занятие, то подчиненные от них решили не отставать. Гратьен тоже заинтересовался каким-то вопросом, ответ на который мог дать тот беловолосый дракон. И как раз с нетерпением ждал его, склонившись к собеседнику, когда первому помощнику Арилгона неожиданно случилось икнуть. Обыкновенно икнуть — с кем не бывает. У них это даже не считалось чем-то неприличным. А вместе с безобидным «ик» у беловолосого изо рта вырвалась струя огня. Небольшая. Но так уж получилось, что опалила Гратьену его смоляные волосы. В зале тут же воцарилась тишина. Убийственная тишина. А еще сильно ощущалось напряжение.

Я взглянула на Повелителя, он нахмурился. Покосилась на главного дракона, у того были крепко сцеплены пальцы в кулаках, что даже суставы побелели. И тогда я взглядом потянулась к Жертьену. А он, оказывается, смотрел на меня. Серьезно так смотрел, с осуждением. И тогда, используя зрительный контакт, я как взмолилась:

— Помоги! Очень тебя прошу! Заклинаю, спаси ситуацию!

И представьте себе, я знала, что он меня понял, что не проигнорирует этот немой крик о помощи, не останется безучастным. Уверена была, что маг меня спасет. Так и вышло. Жертьен приподнялся с кресла, треснул Гратьена по плечу, что тот подпрыгнул на месте, и ему засмеялся.

— Друг мой! Да теперь можно сказать, что ты крещен огнем! Так и есть. Древний ритуал вступления в строй нового воина у драконов таков, что мужчина проходит сквозь струи огня. Ведь так? А ты прошел его без особого урона, Гратьен. Подумаешь, опалена маленькая прядка волос! Наш дворцовый парикмахер сделает потом так, что все только позавидуют твоей стрижке. Красавчик ты наш!

И грянул хохот. Сначала засмеялись демоны, потом веселье перекинулось и на драконов, но те всячески пытались ему противостоять — опасались, что со смехом вместе огонь снова мог бы вырваться наружу.

— Уф! — Выдохнула я с облегчением, но осторожно покосилась на Повелителя.

И что вы думаете? Он с внимание и полуулыбкой смотрел… На кого? А на нас с Жердью. То его смерит взглядом, то за меня примется. И губы кривил так, что жди новых неприятностей. Вот они и не заставили долго себя ждать. Почти сразу же, как отсмеялись над шуткой мага, король поднялся с места и объявил об окончании обеда. Далее поманил меня к себе и сказал:

— Все закончилось благополучно, Ириньяс. Но могло бы быть и иначе. Ты понимаешь, о чем говорю? Поэтому у меня сложилось неоднозначное мнение о твоем выполнении задания. Настолько, что теперь надо хорошенько подумать, что с тобой делать. Торопиться не стану и объявлю о своем решении завтра. Возможно, к вечеру. Жди.

Глава 12

Повелителя я выслушала, воле короля поклонилась, глазами проводила его удаляющуюся фигуру до выхода из зала, а потом стояла и некоторое время смотрела в опустевший дверной проем. Чтобы сдержать близкие слезы, пришлось прикусить губу. Но я справилась, не разревелась позорно, а всего лишь выглядела со стороны задумчивой и немного грустной. Надеялась именно на это. Потому что, чувствовала на себе множество взглядов, несколько десятков, они были разные, но сомневалась, что сочувствующих насчиталось бы больше трех. И так, напротив меня замерла Маринка, и ее переживания за меня угадывались, но не были выставлены на показ. Раз. Справа меня только что обошел Бонлинг, он тащил за руку упирающуюся жену, и Наташе только и удалась, что пару раз обернуться в мою сторону, чтобы своими крупными влажными от близких слез глазами попытаться выразить поддержку. Два. Очень близко, чуть за спиной и слева, не видела, но слышала ворчания Анжелики.

— Как же так! Все же было нормально. Никакой твоей вины и не было. А если что-то не понравилось, то можно было просто снизить бал, дать штрафное очко, пожурить…

Посчитаем и ее тоже: три.

— Какая разница?! — Вдруг гневно произнесла я. — Пошло оно все…

— Тихо, тихо! — Тон Анжелики изменился, стал предупреждающим, и еще в нем слышалась забота. — Успокойся. Я так думаю, что все обойдется. Как говорила моя бабушка, перемелется — мука будет.

— Достало все! — Зашипела я, но, все же, сдерживала голос, чтобы особенно никто не слышал. Вон, как многих интересовало подсмотреть чужие эмоции. Некоторые просто, как питались, негативом. А больше всего обидно, что свои же ведь были, с одного мира. Сейчас же, как враги злейшие получались. Сколько их? Одна, две, три… Почти все. Вот ведь дела!

Девчонки косились, но не подходили близко. И может, так даже было и лучше — не до лживых сочувствий мне уже сегодня. Если честно, хотелось скорее остаться одной, отгородиться от окружающих, от всего, а особенно выпасть из этого мира. Пусть бы и в другой. Мне было все равно, раз в этом так все перекосило, скрючило, закрутить в клубок какой-то получилось. Спутанный. Знаете, когда неумелая или рука рассеянного человека наматывала нить пряжи? Вот и мне события, случившиеся за эти дни, казались сейчас никчемным колтуном. И совсем не наблюдала у себя сил разобраться с ним. Ну, совсем.

Вот поэтому я и поспешила убраться, куда подальше. Чувствовала свой предел. А в минуты слабости предпочитала остаться с собой наедине. Не в моем характере было плакать в чье-то плечо, хоть, порой, и очень хотелось. Пробовала — знаю. Вот и пошла к себе в спальню. Почти добрела, но уже, стоя перед дверью, представилась глазам картинка, как комкала бы в руках подушку, металась на смятой постели, и поняла, что мне не хочется заходить в комнату. Развернулась резко, прошла быстро по коридору и по боковой лестнице спустилась к дверям в сад.

А там поняла, что уже вовсю наступил вечер. Местное оранжевое светило сегодня выглядело почти красным — тот его край, что еще