– Вот как, – сказал он, чувствуя, как волнение уходит, как теплый воздух покидает незапертый дом. Он снова становился пустым и спокойным – неожиданно, но, наверное, это было к лучшему. – Да нет, знаешь. Не нужно… Я передумал. Спасибо тебе. Золото…

– Не нужно. – Она мотнула головой, и в ее взгляде ему вдруг почудилось сочувствие. – Я же ничего не сделала. Доброй ночи, господин Ган.

– Доброй ночи, леди.

Дверь захлопнулась за ней, и в его комнате, куда, как он был еще недавно уверен, совсем скоро придет Кая, стало пусто… Пусто, как в далеком космосе, и, кажется, так же холодно.

Артем

На следующий день Кая не пришла в лабораторию, как раньше, чтобы принести ему хлеб и сыр. Марта явно избегала его – заметив, что он идет к ее столу, буркнула короткое «п-привет» и унеслась в сторону оранжереи.

Днем, во время перерыва, Артем почувствовал себя одиноким – одиноким, как никогда прежде. Вокруг толпились люди, его о чем-то спрашивали, предлагали поделиться обедом и звали выпить чая, но он снова будто очутился в Зеленом, неприкаянный и странный мальчик, чужой среди своих.

Никуда особенно не стремясь, он вышел из лаборатории, надвинув шарф до самых глаз. Снег снова растаял, но падал с неба легкими влажными хлопьями, которые тут же таяли и оседали влагой на одежде. Было зябко и противно, и холодный северный ветер продувал до костей, с легкостью проникая под куртку. Рука снова болела, хотя мизинец поджил.

Накануне вечером дверь в Каину комнату была плотно закрыта, и она не вышла. Артем сидел в их маленькой общей гостиной и читал, читал, читал под маленькой керосиновой лампой, пока не заслезились глаза. Кажется, он был бы рад одному только ее появлению. Пусть бы она вела себя так, будто ничего не произошло, шутила, слушала, как он читает вслух… Или пусть бы сказала ему: между нами ничего не может быть… Даже это было бы лучше, чем ледяное молчание закрытой двери.

Он представил себе, как она садится рядом с ним на диван, очень прямая и непривычно смущенная, и говорит: «Артем… Ты же понимаешь, что…» Даже в воображении это было мучительно. В глубине души он вовсе не был уверен в том, что это было бы лучше молчания.

Вчера он просто сошел с ума – пожалуй, более идиотского поступка он не совершал еще никогда в жизни. Вспоминая о случившемся, Артем чувствовал, как щеки наливаются краской. В первые несколько минут он думал об этом с триумфом, снова и снова воскрешая в памяти момент поцелуя – он и в самом деле поцеловал ее… Но сегодня никакого триумфа не было и в помине, только страх и стыд.

Она не ударила его, не оттолкнула, но ее взгляд… Он не хотел признаваться в этом даже себе, но как можно было отрицать очевидное? Не было в этом взгляде ни радости, ни восторга, ни даже смущения. Только жалость. Жалость – и, быть может, немного изумления.

Он чувствовал себя отвергнутым – но еще и освободившимся. Вот только это была совсем не веселая свобода.

Незаметно для себя он догулял до Красного замка. Красный кирпич напоминал цветом мясо, и кое-где снежно белели вкрапления светлого камня – как кости или жир. Мясной замок – от этой мысли ему стало неуютно. Он нависал над Артемом, как что-то живое. В прежние времена здесь был музей – многие из сокровищ до сих пор хранились внутри. А перед замком некогда стоял памятник человеку на коне, судя по старым изображениям и снимкам. Артем понятия не имел, куда его дели.

Сегодня на улице гуляли немногие – наверное, из-за промозглого ветра. Даже женщины, идущие по делам с корзинами или детьми, обычно охотно собирающиеся маленькими группками, чтобы поболтать или обменяться новостями, шли быстро, придерживая шапки или платки и опустив лица.

– Артем! – Он обернулся.

Саша, одетая теперь по моде Красного города, улыбаясь, махала ему рукой. Шапочка сползла ей на одно ухо, темные кудри растрепались, а расшитое красными узорами пальто было распахнуто, но она стояла прямо и не щурилась от ветра. Холод и промозглость этого дня были ей нипочем. Сашины щеки разрумянились, темные глаза сияли. Она восторженно смотрела на Красный замок, площадь, женщин в длинных юбках, на него самого. За спиной у нее маячили двое стражей. Артему они были не знакомы, а Саша не обращала на них никакого внимания. Она была такой яркой, веселой на фоне бело-серого бледного дня, что его губы сами собой приподнялись в улыбке.

– Привет. – Подойдя ближе, Артем осторожно кивнул стражам, не зная, нужно ли здороваться с ними – или кивка достаточно? Пока он колебался, они одновременно кивнули в ответ – с явным уважением.

– Ты здесь – большой человек? – заговорщически шепнула Саша, подмигивая. – Я в тебе не сомневалась.

Этого было недостаточно, чтобы ужасный день стал хорошим, но Артем почувствовал, что болезненный узел в животе слегка ослаб, а от улыбки перестало сводить губы.

– Спасибо, – сказал он искренне. – Ну, на самом деле, не то чтобы… Но я работаю в лаборатории, а здесь ученых ценят. – Он ковырнул носком ботинка горку застывшего снега. – А ты как?.. Вас хорошо устроили? Мы не успели поговорить…

– Давай пойдем куда-нибудь? – сказала она, натягивая шапочку на уши, будто только заметив, что она сползла. – А то тут очень холодно. Эти, – она кивнула на стражей, – меня куда угодно проводят.

– А как же Ган? – вырвалось у Артема.

– А что – Ган? – резко переспросила Саша. Кончик носа у нее заалел.

– Ну… Он не будет тебя искать?

Саша задрала нос, и шапочка снова сползла ей на одно ухо.

– Они с Тошей болтают, а мне сказали погулять… – В ее голосе прозвучала обида, и Артем пожалел, что спросил.

– Понятно, – произнес он торопливо, – здесь недалеко есть чайная…

Глаза Саши снова засияли:

– С разноцветными стеклышками?

Он кивнул.

– Я видела ее вчера! Я даже тебя вчера видела в окне, но Ган не… – Она осеклась. – В общем, там, кажется, здорово, – неловко закончила она. – Я хотела зайти.

– Тогда пойдем, зайдем.

– У меня, правда, этих местных денег нет, – сказала Саша удрученно, – их на всех дали, и они остались у Гана…

– У меня полно, – заявил Артем с непривычной гордостью. Мысль о том, что Ган не захотел отвести ее в чайную, а он, Артем, отведет, была приятной… Но еще приятнее оказалась мысль о том, что деньги, которые ему исправно платили за работу в лаборатории, наконец пригодятся… Причем не для того, чтобы купить что-то себе, а для того, чтобы порадовать кого-то другого.

Кая не хотела пользоваться ими – даже нашла работу на конюшне, тяжелую работу, из-за которой приходилось очень рано вставать, лишь бы не брать их. Еще недавно он мечтал купить Кае подарок – например, украшение на торговой площади, или какую-нибудь красивую загадочную безделушку, обломок старого мира, или даже книгу… От подарка она точно не смогла бы отказаться… Но, кажется, об этом теперь стоило забыть.