– Думай об этом как о квантовой запутанности, – сказала я. – Некоторые фотоны связаны друг с другом, состояние одного влияет на состояние другого. Так происходит, когда они разделяются: один здесь, а другой – на другом конце Вселенной. Эйнштейн называл это явление жутким, но в этом нет ничего страшного, если только не воспринимать квантовую запутанность как нечто неестественное.

Он, кажется, всё равно не понял.

– Вознесённые умрут? – спросил он.

– Нет, – ответила я. – Я так не думаю.

– Слабое утешение.

Я хотела рассказать ему больше.

И я хотела рассказать ему о том, как это ощущалось, о том, что, по моим представлениям, находилось за теми горами, которые я увидела, и какими я представляла людей, живущих в этом другом городе.

Я также хотела рассказать Нико о математических формулах, наполняющих мой мозг. Они не были похожи ни на что, с чем я работала раньше. Даже Код Импульса мерк в сравнении с ними.

Если сравнить математику с музыкой, Импульс был простой, но красивой мелодией, как композиция Моцарта Концерт для скрипки № 5 в а-мажоре, а цифры в моей голове – словно соната Баха в де-миноре, бесконечно изысканная и невероятно сложная. Это не та математика, которую можно применить здесь, в этом мире отелей, братьев и любовников. Это математика из разума Высших – математика, которая живёт и дышит в том – другом – мире. Звучит чересчур поэтично, знаю, но это правда.

Я не могу набраться смелости, чтобы признаться Нико: на самом деле идея отправиться в тот мир вызывает у меня только восторг.

Признаться, что этот мир, мир скучных отельных комнат, больше не для меня.

Вместо этого я обняла его и попросила прийти ко мне снова через пару дней. Он заверил меня, что придёт. Перед уходом он спросил, достигла ли я третьей стадии. Я не была уверена, что это значит, но предположила, что эту стадию уже миновала.

А до этого был мой ужин с Джоном.

Да, пришло время для этой истории.

Он принёс еду в отель, и мы сидели в холле, в тихом уголке, как можно дальше от всех. Его выбор пал на тайскую кухню.

Я была голодна и сразу набросилась на свою порцию жареной лапши с креветками и карамелизированным соевым соусом. Джон понемногу пил свой тайский холодный чай и пиво, но ел без особого аппетита.

Он сказал мне, что был в Силвер-Спринг на днях.

Затем он положил на стол флешку и подтолкнул её ко мне.

– Помнишь, что ты сказала тем вечером, когда вручила мне похожую штуку?

Я улыбнулась, вспоминая об этом.

– Такое чувство, что это было в какой-то другой жизни.

Он даже не представляет себе, насколько буквально я выразилась.

Джон накрыл мою руку своей и слегка сжал ладонь.

– Ты не первая обнаружила Импульс, – сказал он. – Они поймали его раньше – и творили ужасные вещи с его помощью, но держали всё в секрете, напуганные его силой. Ты должна поделиться этой информацией с другими, вывести на свет то, что скрывалось больше тридцати лет. «Двенадцать» пора остановить. Не знаю, с кем нужно поговорить на этот счёт, возможно, с самой Баллард, но кто-то должен призвать их к ответу за эти поступки. Их двое – Саймон Хаусхолд, который всем заправляет, и его помощница по имени Аделин Волльхейм. Мы должны их найти.

Я взяла флешку и положила её в карман.

– Джон, – сказала я, – пора об этом забыть.

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую.

– Я хочу, чтобы ты знал: всё, что случилось – ссоры, плохие мысли, боль, разочарование, злость, – я давно это всё отпустила. Я скучала по тебе. Я скучала по тебе с тех самых пор, как ушла. И вот мы здесь. Я вот-вот уйду и вряд ли когда-нибудь вернусь, но я хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что: ты будешь двигаться дальше. Ты отпустишь меня и отпустишь свою ярость.

– Я не могу пообещать…

– Пожалуйста. Ради меня.

Джон снова сжал мою руку, и на мгновение я увидела другую комнату. Я смотрела сквозь него вдаль. Теперь я видела это немного с другого ракурса, но там всё ещё были поле и вершины гор, скрытые лёгкой дымкой. Солнце висело низко, и тени уже стали длинными. Но на этот раз я могла слышать ещё и звуки. Такое гудение, словно от крыльев насекомых. Ритмичное и убаюкивающее.

– Далия?

Голос Джона вернул меня обратно, и другое место пропало.

– Давай я провожу тебя в комнату.

Мы вернулись в номер. Он был самым обычным – свет больше не менялся, картинка перед глазами не двоилась. Джон уложил меня в постель, накрыв одеялом, и ласково поцеловал в лоб, после чего взял запасные одеяло и подушку и свернулся в кресле в уголке. Похоже, ему было не очень удобно, но он настаивал, что всё в порядке. Ужасно мило.

– Спокойной ночи, – сказал он. – Ты ведь всё ещё будешь здесь утром, правда?

Я ничего не ответила. Он уснул.

Я пишу всё это, глядя в стену.

Пытаюсь увидеть сквозь неё что-нибудь ещё.

Отсюда, из кровати, я слышу, как бьётся сердце Джона.

Оно звучит, как крылышки насекомых.

ХАРУКИ ИТО: Спасибо, доктор Митчелл. У нас много вопросов, и сперва я хотел бы спросить: что вы чувствуете по поводу того, что именно вы открыли Импульс, обнаружили наш контакт с Высшими? Многие считают вас лицом Вознесения[102].

ДАЛИЯ МИТЧЕЛЛ: Сомневаюсь, что это правда. Говоря об Импульсе, мне просто повезло оказаться в подходящем месте и в подходящее время. И я, пожалуй, знала, что искать.