и здоровье пережить то, что им предстоит. Однако их благодарности только угнетали Янину. Сколько заключенных, о которых она заботилась, действительно выживут в другом лагере, ведь АК не освободит их по пути, и от наступающей Красной армии они окажутся далеко? Конечно, далеко не все. Все ее усилия и риск, казалось, были напрасными.

Такое же чувство охватило ее позднее в тот же день, когда она, приехав на железнодорожную станцию, наблюдала за отправкой 2700 узников в Аушвиц. Когда поезд ушел, многие друзья и родственники уехавших заключенных, пришедшие взглянуть на своих любимых, столпились вокруг Янины, благословляя ее за все, что она сделала, чтобы их спасти. Она с трудом вырвалась и побежала к себе в офис. Там Янина весь вечер размышляла о том, как и дальше помогать заключенным Майданека. Она собрала всю информацию, какую смогла, насчет поездов и своих товарищей из АК, отправленных на них. Она направила имена тех, кого увезли в Аушвиц, в Краков графине Ласковской – та отвечала за помощь заключенным от подполья.

Янина надеялась посылать пайки заключенным, переведенным в другие лагеря. Но СС уведомило ее, что ГОС не может кормить поляков, находящихся в лагерях за пределами Генерал-губернаторства. В этих лагерях заключенные могут получать посылки только от членов семьи. Как обычно, отказ для Янины означал лишь то, что надо придумать другой способ добиться своей цели. Поэтому она обратилась за помощью к женщинам, которые теперь выдавали себя за жен, матерей и сестер бывших узников Майданека и отправляли им посылки, подготовленные люблинским комитетом поддержки. Когда посылки начали поступать, другие поляки-заключенные стали просить о такой же помощи, и волонтеры Янины получили информацию о сотнях других узников, которые надеялись обзавестись «родственниками» и получать от них посылки с продуктами[257].

Чтобы помочь женщинам-заключенным, покидавшим Майданек, Янина планировала спрятать деньги в дополнительных пайках, которые заключенные получали на продуктовом складе, выходя с территории лагеря. Финансирование предоставило правительство в изгнании. Его представитель, который привез деньги, с изумлением наблюдал за тем, как Янина и Ханка прячут их в маленькие упаковки сливочного масла.

– Когда я вез вам деньги, то постоянно боялся, что меня обыщут и арестуют, – сказал он, – а вы тут вдвоем упаковываете деньги для концлагеря, как будто бинты сворачиваете для госпиталя. Риск, что в лагере вас поймают, в десятки раз больше, чем у курьера, едущего на поезде из Варшавы в Люблин! Вы что, не понимаете, как сильно рискуете, или просто полагаетесь на судьбу?

Янину его вопрос удивил. Он что, правда не знает, чем они занимались в Майданеке весь прошлый год?

– На самом деле, – ответила она наконец, – это не неведение и не фатализм, а просто убежденность в том, что мы поступаем правильно и должны продолжать. Наша уверенность происходит из сознания того, как сильно эти деньги помогут заключенным. Мы не раз это наблюдали, даже в лагере: на них можно подкупить охранника или капо, а можно обменять их на еду.

Однако в конце концов женщины-заключенные денег не получили. Янина узнала, что капо, отвечавший за пайки на складе, был одним из тех, кому она не доверяла из-за постоянных предложений помощи и сотрудничества. Она знала о нем только то, что он не был членом подполья, и никто из ее товарищей не мог поручиться за него. Риск предательства был велик, и Янина решила убрать деньги из доставки.

Майданек был не единственным лагерем в Люблине, получившим пасхальное угощение благодаря усилиям Янины. В пасхальное воскресенье она устроила праздничный обед в транзитном лагере на Крохмальной. Это было большое событие, продолжавшееся пять часов; на нем присутствовали начальник окружного Департамента занятости, медицинский суперинтендант округа, а также комендант лагеря с заместителем. Янина поздравила всех присутствующих, после чего представитель жителей лагеря поблагодарил Янину и ГОС за их помощь и опеку. Все ели яйца, привезенные люблинским комитетом поддержки, а также борщ и лапшу с маком. После обеда Янина, Войцикова и еще три сотрудника ГОС раздали жителям лагеря пайки и одежду. Хотя в целом настроение было праздничным, многие плакали, вспоминая прошлые Пасхи дома и своих близких, которых больше не увидят. Некоторые из них просили представителей ГОС подписать открытки их семьям[258].

Завершение масштабной программы кормления заключенных Майданека угрожало оставить многих сотрудников ГОС без работы, но Скжинский сумел раздобыть финансирование, чтобы сохранить рабочие места. А вскоре работа появилась снова: в начале мая 1300 новых беженцев из Волыни оказались в лагере на Крохмальной и под опекой ГОС. За ними последовали еще несколько сотен: из Волыни и из прилегающего округа. Эти люди бежали от наступающих советских войск и от этнических конфликтов. Места на Крохмальной для всех не хватало, и составы, прибывающие на вокзал Люблина, регулярно отправляли в другие округа. Янина получила разрешение открыть пункт помощи на вокзале, и там сотрудники люблинского комитета поддержки раздавали горячую пищу и пайки, а также оказывали медицинскую помощь транзитным беженцам. Тяжело больных и травмированных они определяли в городские больницы, а их семьи временно размещали в Люблине[259].

Воспоминания о заплаканном лице доктора Хануша, умолявшего ее переправить ему Библию, преследовали Янину. Она не представляла, как передать Библию в Гросс-Розен, и не могла отправить ее посылкой, потому что Библию конфисковали бы эсэсовцы. Может, попробовать передать Библию Ханушу по официальным каналам? От Зелента Янина узнала, что у Хануша сложились хорошие отношения с доктором Генрихом Риндфляйшем, сменившим Бланке на посту главного врача Майданека. Перцановская считала Риндфляйша лучшим из эсэсовских докторов, еще способным проявлять человечность. Янина решила попытать удачу и во время посещения Майданека зашла к Риндфляйшу в кабинет[260].

Она изложила ему суть дела, объяснив, что обращается к нему не как к офицеру СС, а как к врачу.

– Вы же не откажете больному человеку в безобидном лекарстве, которое ему очень нужно, даже если с научной точки зрения оно и не окажет действия?

Доктор вскочил на ноги, не дав Янине закончить:

– Я капитан СС!

– И врач, – тут же добавила Янина.

– Как вы можете ожидать от меня, что я передам книгу, когда знаете, что это против правил?

– А как же насчет клятвы Гиппократа? – возразила Янина. – Разве вы не клялись помогать больным всеми доступными способами? А Хануш – больной человек, смертельно больной, и вы единственный врач, способный ему помочь!

Она уже думала, не заходит ли слишком далеко.

Риндфляйш прошелся туда-сюда по кабинету, а потом попросил посмотреть Библию.

– В ней есть отметки?

Янина протянула ему томик, и Риндфляйш внимательно его осмотрел.