class="p1">– Ладно, – вздохнул он наконец, – я передам ему, если окажусь там, куда его послали. Но, – добавил он жестко, – если кто-нибудь об этом узнает, будьте уверены – офицер СС сможет вас отыскать, мадам!

Он быстро вышел из комнаты, и Янина тоже поспешила уйти, прежде чем кто-нибудь увидит ее и спросит, что она там делала[261].

19 апреля женский лагерь официально закрылся с отбытием его последних заключенных в Равенсбрюк. В Майданеке осталось только 180 мужчин-заключенных, из них 90 поляков, все в Поле 1. Кроме того, в Поле 2 содержались полторы тысячи раненых советских солдат, для которых в целях пропаганды был создан госпиталь для выздоравливающих. Поля 3, 4 и 5 стояли пустые[262]. Фуманн и Вайс уехали в начале мая[263].

Почта в Майданеке тоже закрылась, и посылки больше не поступали. Однако Янина получила разрешение еженедельно отправлять передачи всем оставшимся польским заключенным. Петрак забирал их в офисе ГОС на Любартовской улице. На самом деле это происходило гораздо чаще, чем раз в неделю, потому что Петрак приезжал по первому звонку Янины, и заключенные получали передачи почти ежедневно[264].

В середине мая этому внезапно был положен конец, когда Артур Либехеншель сменил Вайса на посту коменданта Майданека. Всего год назад Либехеншель состоял в Инспекции концентрационных лагерей, надзиравшей за всей лагерной системой СС. Затем он бросил жену, ожидавшую их четвертого ребенка, и ушел к секретарше бюро Инспекции, которая была моложе его на пятнадцать лет. Что еще хуже, годом раньше секретаршу арестовывали по подозрению в связи с евреем. Гиммлер был скандализован. Либехеншеля назначили на другой пост и в ноябре 1943 года перевели в Аушвиц, где он служил комендантом главного лагеря с полномочиями наблюдателя над лагерем смерти Биркенау. Его любовница вскоре присоединилась к нему и быстро забеременела. Когда Либехеншель отказался повиноваться приказу разойтись с ней и в апреле 1944-го изъявил желание жениться, его наказали назначением в Майданек[265].

Либехеншель сильно разгневался, узнав, что польские благотворительные организации регулярно поставляли еду и медикаменты узникам Майданека. Он распорядился отменить все их программы, включая и доставку передач. Он даже угрожал арестовать любого из ГОС или польского Красного Креста, кто попытается проникнуть в лагерь.

И снова Петрак пришел на помощь Янине. Не подчиняясь приказу Либехеншеля, он регулярно по вечерам заезжал на Любартовскую улицу и забирал передачи, которые потом лично доставлял заключенным. Янина, однако, понимала, что долго так продолжаться не может. Петрак забирал всего по несколько передач за раз, и в случае его разоблачения ГОС лишился бы последнего шанса договориться о помощи заключенным Майданека. После нескольких неудачных попыток Янине наконец удалось назначить встречу с Либехеншелем.

На встречу ее сопровождал отец Михальский. Когда они вошли в кабинет коменданта, тот стоял к ним спиной и смотрел в окно. Он не развернулся и не заговорил, когда Янина поздоровалась с ним. Казалось, даже его спина выражает враждебность. Держась так, словно ситуация полностью нормальная, Янина начала излагать цель своего визита. Внезапно комендант взорвался.

– Что, по-вашему, вы тут делаете? – закричал он, по-прежнему глядя в окно. – Вы решили, что тут санаторий для бандитов и врагов нашей страны? Поэтому вы являетесь сюда, словно в общественную приемную? Кормить этих разбойников, словно они – самые ценные люди на земле! Вот оно, ваше польское нахальство! Вы разве не в курсе, что здесь концентрационный лагерь? Или думаете, мы содержим мужской клуб? Мы еще разберемся с вами и с вашим комитетом! Со всеми вами, включая ваших драгоценных подопечных! Те, кого вы так старательно кормите, – да они выглядят лучше наших солдат! Они здоровые и крепкие, целыми днями бездельничают и едят, как короли!

Янина давно привыкла к подобным вспышкам от немецких офицеров. После того как Либехеншель закончил свою тираду, она подошла к другому окну в кабинете, встала к коменданту спиной и продолжала:

– Мы – организация, которой германские власти поручили опеку над нуждающимися польскими гражданами, и все, что мы делали в Майданеке, делалось с согласия лагерной администрации.

– Больше не будет делаться! – рявкнул Либехеншель.

Янина не собиралась отступать.

– Возможно, если потребности в супе больше нет, мы будем просто отправлять передачи, – разумно предложила она.

– Эти пшеки! – фыркнул комендант, вложив все свое презрение и ненависть в уничижительное словечко. – Гони вас в дверь, вы полезете в окно!

Разгневанный холодной настойчивостью Янины, он заорал:

– Да я ничего не слышу, что вы там бормочете! Вы разговариваете с окном!

Янина развернулась:

– Я тоже плохо вас слышу, герр комендант, поэтому, наверное, мы никак и не можем договориться.

На этих словах Либехеншель впервые обернулся, чтобы посмотреть на нее, и мгновение спустя жестом показал ей садиться. Отец Михальский тоже сел – без приглашения. Янина продолжила объяснять коменданту, что помощь ГОС только на руку лагерному начальству.

– Вы сами говорили, – напомнила она, – что в лагере еще нужны люди, чтобы поддерживать порядок. Вы же понимаете, что сытые работники куда полезнее голодных. Если вы считаете доставку супа излишней, я не буду настаивать на ней. Вместо супа я могу привозить пайки.

Он сдался и ворчливо сказал:

– Ладно, пускай будут пайки, но без излишеств. Только то, что получают заключенные в других лагерях, и ничего больше.

Янина встала, выпрямилась во весь рост и ответила с достоинством:

– Тогда мне надо будет запросить в других лагерях, что там получают, хотя могу уверить вас, что у меня многолетний опыт по кормлению заключенных.

Она была рада, что сумела так многого добиться.

– Могу я получить список заключенных, кому мы будем отправлять пайки?

Она и так знала, кто эти люди, но список давал ей законные основания для этих знаний.

Доставка продовольственных пайков польским заключенным Майданека возобновилась. По собственной инициативе Петрак даже позволил ГОС доставлять их на лагерную почту. Среди заключенных, уносивших их в Поле 1, был товарищ Янины по АК Чеслав Кулеша, и Янина вновь смогла осуществлять связь с узниками лагеря.

Однако затем в Майданеке оказалось еще несколько сот поляков, не включенных в официальные списки. Вермахт устроил трудовой лагерь в Поле 5, где содержались рабочие, строившие укрепления вокруг Люблина. В основном это были крестьяне из ближайших деревень, схваченные при облавах и не успевшие даже предупредить свои семьи. Как только Янина о них узнала, она сразу обратилась к немецкому генералу, отвечавшему за строительство укреплений, с просьбой разрешить кормить заключенных. Генерал настаивал, что их и так хорошо кормят; в доказательство он предложил Янине самой переговорить с ними на рабочих местах, но только если