Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надежда Николаевна, отдайте, отдайте им все!
Надежда оглянулась на незваных гостей и сказала:
— Я так понимаю, что перед нами супруги Гусевы?
Пожилой компаньон Ларисы нервно усмехнулся и сказал:
— Я смотрю, вы, дамы, поразительно хорошо информированы.Интересно, какие у вас источники?
Я взглянула на него повнимательнее.
Ах, вот это кто! Тот самый кактусовод! А я сразу несообразила. Муж Ларисы Гусаровой! Безобидный кактусовод, слегка с приветом, каквсе кактусоводы, утверждала Надежда, а этот с пистолетом в руке и ласковойбезжалостной улыбкой…
— Бумаги! — рявкнул Гусев и протянул Руку.
Надежда вздохнула и отдала ему папку.
Лариса подскочила и начала жадно просматривать документы. СНадеждой творилось в это время нечто странное. Она посматривала на часы. А самапотихоньку, пользуясь, что Гусев переводил взгляд с меня на Сашу, двигалась кдвери в коридор.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Гусев.
— Все в порядке, то, что мне нужно. — Ларисаоблегченно вздохнула.
Показалось мне или нет, что Гусев, при слове «мне», котороеЛариса необдуманно произнесла вместо слова «нам», слегка поморщился?
— Переходим ко второму вопросу, — начала Надеждапоспешно. — Вы получили свое, так что извольте отдать ребенка или отвезтинас туда, где он находится.
— Так сразу и разбежались! — грубо ответилаЛариса. — Молчать и сидеть тихо, а то перестреляю всех.
— У вашей жены, очевидно, сильно расшатанынервы, — обратилась Надежда к Гусеву. — Даже удивительно, казалосьбы, Испания — такая спокойная страна. Что, так построите нас всех в ряд ибудете расстреливать? А мы, значит, как бараны, спокойно пойдем на бойню.
— Стены в квартире толстые, никто не услышит, —издевалась Лариса.
— Стены толстые, старый фонд, — согласиласьНадежда, — но вот тут, где стою я, как раз стена тоненькая, простаядеревянная перегородка между квартирами.
— Точно, — поддакнул Александр, — квартируделили пополам после революции, там даже дверь в стене была, ее заделывали.
— И живет там старушка, очень сообразительная, —продолжала Надежда. — Сейчас она слушает у стенки. А потом пойдет смотретьв глазок. И если вы появитесь только вдвоем, бабуля сразу же позвонит смилицию. Она не будет бегать по лестнице, ломиться сюда, чтобы выяснить, что жес нами случилось. Ей даны четкие инструкции: если мы не выходим из квартиры втечение десяти минут — звонить в милицию.
— Кто — тетя Пава? — оживился Александр. — Несомневайтесь, она человек решительный. Она раньше пожарным диспетчеромработала.
— Пять минут уже прошло, — продолжала Надежда,взглянув на часы, — валяйте, попробуйте управиться за пять минут, вряд лиэто у вас получится. Все же вы непрофессионалы, это же надо уметь — людей-тоубивать. А вы со своими умельцами связаться не можете, вон, как мобильничек-то крутите,накладочка, видно, вышла.
— Точно, — подал голос Саша.
— А ты говорила «фикус», — прошепталаНадежда, — а он вон как соображает.
— Очухался, — пробурчала я.
— Что вы такое говорите? — Гусев сделал удивленныеглаза. — Лариса, не надо нервничать, сейчас мы, как и собирались, отвеземМашу к ее сыну на завод, — он подчеркнул последнее слово, — иостальные поедут с нами, в целях общей безопасности.
А вот когда мы восстановим семью, — он улыбнулся,взглянув на меня, — тогда мы отпустим всех вас, куда хотите.
Я ни на грош не верила старому лицемеру. Особенно испугаломеня то, как он сказал «на завод», и как при этом выразительно взглянул в глазаЛарисе…
Но мы ничего не могли поделать — у них Лешка. А вот когда яполучу сына, я разорву этих мерзавцев собственными руками.
Надежда все смотрела на часы. На лице у нее читалосьожидание, постепенно переходящее в недоумение.
Шаман никому, кроме самых доверенных помощников, не давалномер своего мобильного телефона, поэтому, когда телефон зазвонил и он не узналголос, то хотел было сразу же отключиться. Человек произнес торопливо:
— Муж и жена Гусевы. Шкиперская протока. Завод«Двигатель».
И все, в трубке послышались короткие гудки. Шаману это оченьне понравилось, уж больно смахивало на ловушку. Но, во-первых, номер мобильниказнали всего несколько человек, и не стоило тратить время, чтобы выяснить, ктоже это звонил.
Шаман подумал, что, возможно, его информатор очень торопилсяи говорил полушепотом, поэтому он и не узнал голос. Шаман не был бы тем, кемон, был — тем, кого боялся и уважал весь криминальный Питер, тем, против когобесполезны любые замки, любые охранные системы, — если бы не умелпринимать вызов. Шаман решил рискнуть.
Он сделал несколько звонков, отдал необходимые распоряженияи поехал на Васильевский остров.
Машина обогнула просторный водоем, проехала по небольшомумосту и остановилась на узкой зеленой улице. Гусев открыл дверцу и попросил насвыйти. Его просьба, при всей своей елейности, напоминала приказ.
Я вышла из машины и огляделась.
В этом месте раньше я никогда не была.
Мы оказались словно в каком-то захолустье: улицапревратилась в глинистый проселок, по обочинам поросший сорняками, со всехсторон виднелись протоки и каналы с песочными немощеными берегами. Невдалекеугадывался залив. Трудно было поверить, что в нескольких минутах ездырасположены шумные, многолюдные улицы Васильевского острова.
Гусев повел нас к мрачному трехэтажному кирпичному зданию —унылому памятнику советской промышленной архитектуры.
Подойдя к большим железным воротам, он достал из карманачто-то вроде пульта управления телевизором, нажал кнопку, и ворота постепенноразъехались, пропустив нас внутрь. Там все вполне соответствовало внешнемуоблику здания — большое пустое помещение с бетонным полом и тусклым освещением.Гусев снова нажал какие-то кнопки на своем пульте, и выкрашенная унылойгрязно-зеленой краской стена прямо перед нами пришла в движение, она отъехала всторону, открыв хромированную дверь современного лифта. В лифте уже наблюдалсянекоторый контраст с внешним видом здания: кабина лифта, достаточно просторнаядля пятерых, была отделана дубовыми панелями и зеркалами, на полу лежалпушистый бежевый ковер. Лифт пришел в движение, и через несколько секунд егодвери снова открылись. Мы оказались в коридоре, весь пол которого был устлантаким же бежевым ковром, на стенах мягко светили матовые плафоны. Мы шли молча.Я с замиранием сердца ожидала, когда же увижу Лешку, Саша хмурился и кусалгубы, а Надеждиного лица я не видела. Гусев открыл дверь в конце коридора, и мы,я по крайней мере, ослепли: после полутемного коридора мы очутились в залитойярким светом оранжерее.