– Шел той дорожкой сквозь гаражи, – вмешалсяКосильщик. – Где ее потом нашли…

– Такоже, – кивнул Веласкес. – Истинно. Ихоть был я добр душою ко всему сущему, только все равно дал пинка под задницутому паскудному китайскому собаку с синим языком – когда он меня по своемугнусному обыкновению рванул за штаны. Есть у нас в соседнем подъезде одна жуткорыночная банкирша, а у нее – этот самый омерзительный собак. Мы с ним друг другумоментально пришлись поперек души, и оттого он меня при любой возможностиноровит цапнуть, а я, грешен, и пнуть могу. Хоть и стараюсь обойтись словесами– дамочка вонять начинает моментально, участковым пугает, банковскимиохранниками, хорошо еще, не киллерами…

– Значит, вы ее встретили?

– Истинно. Стал обгонять, шатнуло меня, хворого,занесло немного, чуть я на нее не упал, собак рванул за штаны, а я пнул егопониже хвоста и увеличил скорость…

– Когда это было? – спросила Даша.

– В темную пору, – исчерпывающе объяснилВеласкес. – Понял уже, что это не вечер, а раннее утро, но насчет часов,минут и секунд лучше не пытайте, все равно не вспомню. У меня часысамозаводящиеся, только я, начиная кушать водочку, их снял и засунул куда-то,они и остановились, завод вышел…

– Дальше?

– Дошел я до ларька, сделал стратегический запас ипошел обратно. И возникла потребность души в немедленном глотке. Бывает такая.На улице-то не станешь, «луноходы» шмыгают, до дома терпеть нету моченьки, а вшколе, в ограде, кто-то уже прихлебывал с шумом и матерками, я туда идтииспугался – с похмелья всего боишься, а нынче тем более… И пошел я назадопять-таки через гаражи. Есть там удобная щель меж двумя рядами, даже неособенно и загажено, поставил я на землю аккуратненько свой стратегическийзапас, оторвал пробочку с «Белой вороны», глотнул немного, зажевал чипсомкреветочным – такое умиротворение ауры настало… Уходить не хотелось. Тут прошлабанковская дамища, возвращалась из сквера, и ее китаеза, тварь чуткая, меняучуял, даже облаял. Она, конечно, в пограничника Карацупу играть не стала ипрошла себе мимо. А я стал понемножку прихлебывать «воронушку» – отхлебну ичипсами заем, отхлебну и заем, такая благодать… – Он уже обрел уверенностьв себе, и речь стала плавной, с примесью игры на публику. – И уж совсембыло собрался вернуться под крышу дома своего, как вдруг произошло явлениевлюбленных. Я, знаете ли, из своей щели наружу не смотрел, вниманье разделенобыло меж бутылкой и чипсами, следил, чтобы пакет не уронить в окружающие кучки– и заметил их, когда они уже дернулись от укрытия моего. Словно хотели егонавестить, да увидели меня – и, понятное дело, передумали. Только и далеко неушли. Я осторожненько выглянул – а они стоят гаража через три, стоят, нежноприльнув друг к другу, и нашептывает он ей что-то, как все мы, грешные,фантазирует ее, ласточку, а она глазки прикрыла и, такое впечатление, всемуверит… Коса по шубке струится, что твой ручей… И так мне, похмельному, грустностало, господа, от вида чужой безмятежной и трезвой романтической жизни, чтособрал я свои запасы, вылез из щели и двинул домой – кося, конечно, однимглазком на сии амуры… Света там было – одна лампочка над соседним гаражом, даза время сидения моего в гнусной щели глаза к темноте пообвыкли. Бог ты мой,как они непринужденно слились в объятии, господа, вы бы видели…

– А потом?

– Вернулся домой и продолжил истребление, – сказалВеласкес уныло. – Там вскоре под окнами началась суматоха, машинызамелькали в несказанном количестве, милицейские замелькали в еще более жуткомчисле, я это тогда никоим образом не связал с той длиннокосой прелестью, и житьстал по обычному ритму – кушал, спал, просыпался…

– И когда до его квартиры добрались наши, он, бедолага,уже спал, – кивнул Косильщик.

– Полагать надо, – кивнул Веласкес. – «Белыйорел» с похмелья хорошо валит… А впоследствии, я так прикидываю, существовал яв состоянии полного несовпадения с вашими сыскарями: когда они звонят, я сплю,как их нет, оживаю. Два дня назад решил, что пора немного и притормозить, покаиз шкафа Гоген с Рубенсом не полезли, купил «Обозреватель» – а там статья схорошими фотографиями. Узнал я девочку, и снова от тоски причастился. И ломалголову: неужели тот паразит и есть неуловимый Чикатило? Так и не решил я длясебя, господа…

– Одежду он мне описал в точности, – сказалКосильщик. – И фотографию Шохиной узнал из нескольких.

– Ты что же, до сих пор рыскал по тому двору? –удивилась Даша.

– Рыскал, – скромно сознался Косильщик. – Самне знаю отчего. И правильно сделал, как видишь…

– Значит, вы его видели? – спросила Даша. –Того человека?

– Я, конечно, косился в первую голову на девочку, но иего немного рассмотрел. Совсем немножечко – интересно ведь было, что за мужикиуспешно кружат головы юным девам…

– Описать можете?

– Не смогу, боюсь. Попробовать намалевать разве что…

– А одежда?

– Черный кожаный плащ, респектабельный, новенький. Ичерная шапка – похоже, из какого-то дорогого зверя.

– А вы уверены, что дама с собачкой уже вернулась вдом, когда они там стояли?

– Не знаю, куда она вернулась, только видел я ее дважды– когда шла в сквер и возвращалась из оного…

«Интересно, – подумала Даша. – Весьма. ПоказанияКазминой рассыпаются, как карточный домик… если ему верить. А можно ли емуверить – вопрос поистине гамлетовский…»

– Значит, нарисовать сможете? – спросила Даша.

– Попытаться не грех. Может, в руках будет большепамяти, чем в хмельной голове, лишь бы не подвели рученьки… А вы, господа, меняна полчасика не отпустите ли перед столь ответственным сеансом?

– Нет уж, – сказала Даша. – Вдруг да нерассчитаете? Ладно уж, сейчас придумаем… Пару минут в коридоре посидите,а? – Она многозначительным взглядом велела Славке присмотреть за клиентоми, едва оба вышли, обернулась к оставшимся: – Это что же получается, соколы?Что банкирша наша брешет?

– Все к тому, – сказал Косильщик твердо.

– А какой ей смысл брехать? – пожал плечамиТоля. – Что-то меня этот клоун не убеждает…

– Меня тоже, если откровенно, – задумчивопротянула Даша. – И не потому, что банкирша респектабельнее, а оттого, чтопри таком запое можно родить сорок бочек самых изощренных фантазий. И верить вних совершенно искренне… Орлы, вы мою заначку не выжрали? Отлично, достаньте-каиз сейфа…

Когда Веласкес вернулся, на столе его ждал граненый стаканминдальной настойки, а отправленный на рекогносцировку Федя доставил пятокразномастных карандашей и несколько листов сероватой бумаги, предназначеннойдля писания протоколов.