в конце января 1905 года девять ссыльных вместе с женами надели на рукава траурные повязки с красной каймой в память о жертвах расстрела Девятого января, построились парами и прошлись по главной улице от полицейского управления до Троицкой церкви. Полиция сорвала с трех демонстрантов траурные повязки, а одного из них арестовала. Возмущенные действиями полиции ссыльные на следующий день заявились с протестом к уездному исправнику. Они не просто пришли к исправнику – у каждого на рукаве была красная траурная повязка. Исправник рвал и метал – требовал прекратить ношение повязок, грозился лишить ссыльных выдаваемого казенного пособия и разослать их по самым глухим деревням Пудожского уезда. Через четыре дня начальник олонецкого губернского жандармского управления полковник Шафалович доносил в департамент полиции, что, несмотря на принятые меры, ссыльные траур не сняли. Как подумаешь… как сравнишь 1905 год, к примеру, с 1962-м или с 2019-м… О демонстрации в Пудоже в марте того же года писала большевистская газета «Вперед», издаваемая в Женеве.

И еще. Уже в 1960-х годах в Пудожский музей принесли доску от обычного комода, которую ссыльные исписали словами из революционных песен: «Трудно, трудно нам живется на Руси родной. Каждый шаг нам достается кровью и борьбой» или «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног…».

Надо сказать, что в Пудожский уезд ссылали не только пламенных революционеров. В 1912 году в Муромский монастырь неподалеку от Пудожа сослали по решению Синода иеромонаха одного из бессарабских монастырей Иннокентия, в миру Ивана Левизора. В отличие от большевиков, он проповедовал не царство свободы, а близкий конец света. Иннокентий основал многочисленную секту, объявил себя «воплощением святого духа», призывал своих сторонников продавать имущество, а деньги… Короче говоря, делал все, чтобы отправиться в ссылку, и наконец отправился. Последователи Ивана Левизора оказались людьми решительными. Собрались они в количестве восьмисот человек, включая стариков, женщин и детей, по призыву своего пророка и отправились в Муромский монастырь его вызволять. В декабре отправились, а к концу января уже вызволили. Большую часть пути они все же проехали по железной дороге, но от станции Няндома Вологодско-Архангельской железной дороги им пришлось идти пешком. В декабре. Жителям Бессарабии, плохо понимающим русский язык. С женщинами, стариками и детьми. По Олонецкой губернии. Они, правда, по пути пели молитвы и несли портреты Иннокентия, но от голода и холода молитвы и портреты спасали плохо. Уже на обратном пути под Пудожем Ивана Левизора арестовали снова и под конвоем отправили в Петрозаводскую тюрьму, а его горе-освободители пошли через Каргополь на станцию Няндома, чтобы оттуда возвращаться домой по железной дороге. В Каргополе им оказали срочную медицинская помощь, поскольку сотни человек обморозились, двадцать детей и вовсе умерли от голода и холода, еще полсотни человек тяжело заболели. Через двадцать лет все эти события описал в своем романе «Голгофа» украинский писатель Лесь Гомин. Правду говоря, он вместе со своим романом забыт еще прочнее, чем Короленко со своим очерком.

Вернемся к революционным беспорядкам. В 1905-м начались волнения в уезде – крестьяне в Красновской области отказались платить земские сборы, требовали увеличения земельных наделов и бесплатной раздачи семян для посева из государственного хлебозапасного магазина. В июне 1907 года забастовали две сотни крестьян-сезонников на лесопилках по реке Водле. Своего они добились – зарплату им повысили. В 1913-м в забастовке на лесопильных заводах принимало участие уже в пять раз больше крестьян.

Потом началась война, играл духовой оркестр, провожая на фронт солдат, потом они стали приходить с фронта и митинговать, потом февраль семнадцатого, потом октябрь, потом… Чуть не забыл. Золотого века в Пудоже так и не случилось. Назвать золотым или даже позолоченным веком телефонную сеть на несколько десятков номеров, чайную общества трезвости, несколько лесопильных заводов, пожарную команду, клуб охотников, приходское и начальное училища, несколько каменных лавок, одного купца первой гильдии и его двухэтажный каменный дом язык не поворачивается.

«Земной Рай»

Советская власть в Пудоже была установлена к концу января 1918 года. Приехал из Петрозаводска уполномоченный ВЦИК Матвей Тимонен, собрал жителей города и окрестных деревень и рассказал о том, что произошло в Петрограде два с лишним месяца назад, о светлом будущем без попов52 и капиталистов и обо всем том, о чем тогда рассказывали большевики раскрывшим рты и развесившим уши крестьянам, рабочим и солдатам. Жители города и окрестных деревень приняли резолюцию, в которой писали: «Обсудив всесторонне политические события, находим, что дальнейшее безвластие и хозяйственная разруха в г. Пудоже и его окрестностях привели нас к полнейшему развалу, и потому постановляем, что хозяином благоустройства должен быть сам трудовой народ, вполне приветствуем Советскую власть и Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, как истинных хозяев земли русской, и настаиваем на скорейшем выборе в уездный и городской Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, как верховный орган уездной власти…» Правда, Советы получились большей частью крестьянскими и солдатскими, поскольку ни в Пудоже, ни в уезде рабочих почти не было.

Немедля пудожский Совет командировал уездного комиссара финансов Льва Адамовича Гижицкого в Петроград – просить денег на самые неотложные нужды у председателя Совета народных комиссаров. Председатель Гижицкого принял, выслушал и положил ему в протянутую руку записку, с которой уездный комиссар обошел кабинеты других народных комиссаров. Пудожскому уездному Совету выдали двадцать тысяч рублей, из которых половину можно было истратить на развитие уездного хозяйства, а вторую половину – на содержание Пудожского детского дома. Памятная мраморная табличка на доме Базегского как раз об этих десяти тысячах.

В уезде c установлением новой власти все было сложнее. Волостные советы образовали быстро – уже к марту они были почти в каждой волости. Правда, больше половины членов волостных советов были беспартийными, а большевиков и тех, кто им сочувствует, – всего около трети. Правда, в одной из волостей, Бережнодубровской, новая власть продержалась всего несколько недель, а потом крестьяне разогнали волостной Совет, и пришлось вызывать отряд красногвардейцев из Петрозаводска для восстановления советской власти. Правда, в другую, Янгозерскую, волость тоже пришлось посылать вооруженный отряд из Пудожа для того, чтобы предотвратить готовый вспыхнуть мятеж. Правда, в третьей волости, Авдеевской, советскую власть вообще невозможно было установить до начала осени, поскольку ее там упорно не хотели устанавливать. Тамошние крестьяне в протоколах сходов регулярно записывали: «Мы, шестьдесят пять граждан Авдеевской волости, заслушав доклад об организации Советской власти, постановили: Советскую власть не признавать». И все же…

Как только новую власть установили и организовали комбеды, так сразу и занялись уравнительным распределением земли, а заодно