правда не на острове Большой Голец, а возле поселка Шальский на другом берегу Водлы. Там же его грузят на самоходные баржи. Стоящую столбом пыль от погрузки видно километров за пять, если не за десять.

«Если бы знал тов. Сталин, который горит перед нашими глазами, как яркий светильник…»

В 1941-м немцы, а вернее, финны до Пудожа не дошли, но город и район были прифронтовыми. На второй день войны газета «Красный Пудож» (так тогда называлась «Звезда Пудожа») вышла со сталинским эпиграфом «…Те, которые пытаются напасть на нашу страну, – получат сокрушительный отпор, чтобы впредь неповадно было им совать свое свиное рыло в наш советский огород».

Пудож, правда, бомбили всего два раза за всю войну – в сентябре 1941-го и в июне 1944-го, уже перед освобождением Петрозаводска.

В сентябре потянулись в Пудож и район эвакуированные. Пошли, поехали и поплыли на всем, на чем можно плыть, из Петрозаводска, который к началу октября был занят финнами. Петрозаводск так горел, что гарью пахло даже в Пудоже.

Из дневника ученика пятого класса Пудожской средней школы Андрея Копосова: «Вчера к нам эвакуировали из Петрозаводска учреждения, на двух баржах… Немцы из Деревянного стреляли по ним из пушек… один снаряд попал в баржу и зажег ее. Утонуло более ста человек. На этой барже ехал Дворец пионеров». Население Пудожского района на весь период войны увеличилось на восемь тысяч человек.

Стал Пудож жить военной жизнью. В сберкассе повесили объявление: «Состоя вкладчиком сберкассы, Вы участвуете в укреплении обороны нашей страны против немецко-фашистских грабителей-захватчиков. Деньги, внесенные после 23 июня 1941 года, сберегательные кассы выдают по первому требованию вкладчиков и в неограниченной сумме».

Танков с самолетами пудожане не собирали, но собирали деньги на их строительство, шили маскхалаты, вещмешки, патронташи, рукавицы, теплое белье, ватные штаны, гимнастерки и ремонтировали шинели. Делали солдатские котелки, железные печки, саперные лопатки и ящики для противопехотных мин. В поселке Шальский организовали производство лыж. Бамбук для лыжных палок поставляли союзники через Архангельск. Ловили рыбу и обеспечивали ею Карельский фронт. Ловить рыбу на Онежском озере под непрерывными обстрелами береговой артиллерии и налетами финской авиации было занятием, мягко говоря, непростым, но рыбаки ее ловили. Гибли под налетами – и продолжали ловить.

Уже в июле 1941-го для борьбы с диверсантами был сформирован Пудожский истребительный батальон. Он охранял мосты, собирал финские листовки, искал диверсантов и парашютистов. Кроме истребительного батальона собрали еще и партизанский отряд, который возглавил председатель Пудожского райисполкома. В декабре из нескольких партизанских отрядов сформировали партизанскую бригаду, которая совершала рейды в финский тыл – на западный берег Онежского озера. Зимой в финский тыл ходили по льду Онежского озера. Весной по тонкому.

С начала сентября в Пудоже ввели комендантский час. Вечером и ночью запрещалось топить печи. В конце октября над Пудожем низко пролетел финский самолет. Так низко, что было видно, как пилот открыл фонарь и погрозил кулаком людям, стоящим в очереди в магазин. Финские самолеты прилетали в Пудож регулярно.

Из дневника ученика пятого класса Пудожской средней школы Андрея Копосова: «Сегодня был налет самолетов на Пудож в течение 10 минут. Из крупнокалиберных пулеметов они обстреливали улицы, на которых были автомашины, но больше всего стреляли по улице Карла Маркса. В домах и на улицах есть раненые и убитые. Хлеба дают по 200 граммов…» В августе 1944-го в его дневнике появилась запись: «Дают суп из ботвы и ряпушки с ложкой каши». Голодали так, что в поселке Шальском некоторые рабочие лыжной фабрики ели кошек и собак. Впрочем, и в Пудоже, население которого увеличилось в два раза за счет эвакуированных, тоже их съели. Толкли и ели мох, крапиву, когда, конечно, она была. Только в апреле 1942-го от истощения и болезней в Пудожском районе умерло более двухсот человек. Из них детей до одного года около семидесяти.

Из докладной записки, направленной в июне 1942-го наркомом внутренних дел КФССР в Совнарком республики «О состоянии снабжения населения Пудожского района КФССР продуктами питания и политических настроениях»:

«Воскреснуть из мертвых нельзя, а мы уже на краю гибели – живые трупы. Норма 200 г. хлеба через 3–4 дня. Дети не встают и пухнут от голода. Будь прокляты жизнь и все пудожское правительство, которое о нас не заботится, а кушает в три горла. Папа умер от голода» (Архипов, Пудож).

«Если бы знал тов. Сталин, который горит перед нашими глазами, как яркий светильник, о всех безобразиях и о тех кошмарах, которые мы переживаем, что бы он с Вами сделал? Тов. Сталин с Вас спросит. Советская власть создавалась не для того, чтобы морить людей…» (Письмо подписано: группа эвакуированных и голодающих Пудожа.)

«Переживаем жуткий голод. Больше не носят ноги. Народ падает на улицах и в очередях из-за головотяпства районных руководителей, которые не могли завезти хлеб. На нас жутко смотреть» (служащий аптеки, Пудож).

По приказу Оборонстроя осенью 1941-го и зимой 1942-го ремонтировали дорогу, по которой поступали грузы для Карельского фронта и для самого Пудожа. На этих работах было занято до двух тысяч человек – в основном эвакуированные. Мужчин было мало. Только старики-ездовые на лошадях. Техники почти не было. Полторы сотни телег – вот и вся техника. Валили строевой лес, укладывали напиленные бревна поперек дороги бревно к бревну, посыпали все песком и копали водоотводные канавы. Осенью и зимой. Женщины и подростки. «Однажды пожилая женщина присела отдохнуть на кавальер, да так и повалилась замертво…»

В 1944-м фронт от Пудожа отодвинулся на запад. Как только он отодвинулся, так сразу и оказалось, что побережье Онежского озера и некоторые острова сплошь покрыты минными полями. Свободных военных саперов, конечно, не было, и офицеры из инженерного управления войск Карельского фронта стали учить добровольцев из местных жителей – большей частью молодежь, которой иногда и двадцати лет не было. Девушек тоже учили, поскольку их было куда больше, чем юношей. Назывались они минеры-разградители. В мае 1944-го начали учить, а окончательно все разминировали только к августу 1945-го.

Из одиннадцати тысяч жителей города и района, ушедших на фронт, не вернулось пять тысяч. Они на памятнике, что стоит на площади Павших Борцов, и перечислены: шесть Андреевых, шесть Васильевых, пять Васькиных, шесть Соболевых, пять Соколовых, шесть Соловьевых, двое Птицыных, четыре Спирина, четыре Воробьевых, один Воронин, десять Стояновых, двенадцать Титовых, десять Трифановых, двое Трифоновых, один Гольдфейн, семь Хоботовых, шесть Фофановых, один Хейкинен, шесть Фроловых, двое Чижиковых, шесть Шишовых, двадцать Тарасовых, один Щукин, семь Терентьевых, тридцать Тереховых, пять Щербаковых,