бы я тогда действительно мастерила летний шарф, мигом нашла бы ему эффективное применение. Нет уж, не позволю Массимо с таким легкомыслием отнестись к способностям Сандро.

– Он свой талант от тебя унаследовал?

Массимо запрокинул голову и рассмеялся:

– Ну уж нет! Рисовать я не умею. Всегда предпочитал цифры. Это Нико вечно возился с карандашами, листья собирал, цветочки нюхал. Меня гораздо больше интересовала математика. И первое место в соревнованиях по плаванию.

Я глотнула просекко; разочарование раздулось внутри, как воздушный шарик. Сандро опустил голову, уставившись на чистый лист, но мелок не двигался.

Но прежде чем я поддалась желанию закатить глаза до отказа, пока не стану похожа на зомби, Массимо постучал по страницам блокнота Сандро:

– Если ты с тем же старанием, с каким рисуешь свои замки, будешь учиться плавать, то через несколько лет попадешь в команду Великобритании!

Лара и Сандро переглянулись. Вместо того чтобы подмигнуть сыну и ободряюще улыбнуться, как сделала бы я, Лара принялась ковырять кутикулы. Неудивительно, что Сандро уже считает себя неудачником и старается продвигаться по жизни бочком. Бедный ребенок.

Смотреть, как Сандро сгибается под тяжестью тщетных ожиданий, было невыносимо. На фоне воспитательной тактики Массимо с Ларой в духе «тяни-толкай» мы с мамой могли бы блистать в реалити-шоу суперродителей, особенно если добавить капельку брокколи и шпината.

Мне редко случалось радоваться появлению Анны, но сейчас, прибежав из кухни с огромной миской пасты карбонара, она наконец-то разрядила обстановку. На соблазнительный запах, разнесшийся по двору, из глубины сада примчались и Сэм с Франческой.

Усевшись во главе стола – а где же еще? – Анна раздала всем тарелки со спагетти, а Массимо разлил вино и лукаво спросил у моей мамы, не против ли она попробовать «одну интересную штучку». Я не удержалась и покосилась на Анну, когда мама фыркнула:

– В моем возрасте пора использовать любой последний шанс, пока солнышко не закатилось, поэтому мне просто необходимо попробовать как можно больше интересных штучек.

Но когда мама принялась нарезать спагетти на мелкие кусочки, а Сэм – с причмокиванием всасывать длинные жирные пряди, скользившие у него по подбородку, свекровь не утерпела и, прижав ладонь к шее, будто проглотила рыбью кость, возмутилась:

– Дио мио![33] Так спагетти не едят. Сэм, Берил, дайте-ка я покажу. – Она взмахнула вилкой и, драматическим движением воткнув ее в груду макарон, скрутила небольшой плотный клубок.

Я ждала, не отзовется ли мама очередным язвительным замечанием, но на этот раз она, похоже, была готова принять совет и весело крутила вилкой, смеясь, когда спагетти соскальзывали и шлепались обратно на тарелку. Сэму это показалось забавным, и вскоре все хвастались своим умением-неумением скручивать макароны.

Моя мама наклонилась к Сандро:

– Ну-ка, дружочек, помоги, а то у меня что-то не очень получается вертеть гнезда из макарошек.

И ребенок, от старания высунув кончик языка и сосредоточенно сощурившись, доходчиво показал, как нужно делать, и под маминым подбадривающим руководством сам стал чуточку увереннее.

– Экий ты ловкий для своего возраста. Вот я, например, в свои пятьдесят девять не умею так шустро крутить вилкой. А ты молодец. Умница.

Впервые за вечер в разговор включилась Лара, спросив маму:

– Вы раньше бывали в опере?

Та покачала головой:

– Скорее всего, на мой билет потратились зря, но Массимо считает, что мне понравится, поэтому постараюсь держать ушки на макушке. А если станет совсем скучно, просто засну.

Массимо всплеснул руками:

– Что за кощунство, Берил! Прополощите рот вином! – И сам сделал большой глоток.

Я вполголоса спросила у Нико:

– Разве он не должен еще вести машину?

Но слух у Массимо был очень чутким, и он вмешался, прежде чем Нико успел ответить.

– Не будь такой англичанкой, Мэгги! Мы же в Италии, стране вина. У нас считают так: если в глазах не двоится, значит, трезвый. Да я и выпил всего один бокал, но, раз уж ты такой строгий контролер, теперь ограничусь водой.

Меня несколько покоробил его высокомерный тон.

– Знаешь, садиться за руль в нетрезвом виде запрещают, наверное, не просто так. Полагаю, это как-то связано с тем, чтобы случайно кого-нибудь не убить.

Массимо рассмеялся, словно мои слова показались ему мудрствованием уроженки дремучего захолустья.

– Да я вовсе не порицаю тебя за такую законопослушность, Мэгги.

Понятно было, что он шутит, но я все равно почувствовала себя занудой на вечеринке, который собирает бутылки в специальный пакет для стеклотары, вместо того чтобы искать в шкафах заначку с выпивкой.

К счастью, мама и Сэм справлялись с любым напряжением, сравнивая, сколько итальянских слов они уже выучили. Мама вызвала всеобщий хохот, настаивая, что слово «бассейн» – piscina – произошло от того факта, что туда писает множество людей[34].

Когда после ужина мы направились к машинам, я надеялась, что сегодняшние стычки окончательно забыты, но Массимо велел мне сесть туда, где за рулем была Анна, «поскольку она ничего не пила», отчего меня разрывало между твердым намерением воздержаться от комментариев и желанием отсалютовать деверю средним пальцем.

Однако стоило нам приехать в Сан-Джиминьяно, я забыла и о Массимо, и о стычках. Казалось, мы попали на съемочную площадку. В звездное небо вздымались четырнадцать башен. Я уже готова была воочию увидеть, как на зубчатых вершинах раскачивается Человек-паук.

Мама схватила меня за руку.

– Господи, да это ж прямо Голливуд! Выглядит как дикурации.

Прямо позади нас Франческа пробормотала себе под нос:

– Декорации.

Я надеялась, что мама не слышала, но она обернулась и заявила:

– Неправильно сказала, да? Тебе повезло, тебя научили говорить красиво. Мне-то уже поздно, а вот Сэм еще успеет, и ты наверняка позаботишься, чтобы он говорил красиво, как ты.

Франческе хватило такта пробормотать:

– Извините, – а меня снова накрыло волной любви к маме. Я видел, как Анна закатывала глаза, если мама говорила «особливо» вместо «особенно», зато мамино щедрое сердце стоило всех разглагольствований Анны о грамматике. У той же постоянно зудело доказывать, что ее интеллект ослепителен, а английским она владеет много лучше, чем любой коренной англичанин. Неправильное ударение, проглоченное окончание или выпавший звук явно заботили мою свекровь ничуть не меньше мировых проблем, а вот в моем списке беспокойств грамматика занимала одно из последних мест – много ниже страха, что мне в ухо залетит мотылек и там умрет.

Площади городка были запружены бегающими детишками, которые то и дело прыгали в фонтан поплескаться, на скамейках восседали степенные дедушки в нарядных штанах и белых рубашках, а дородные бабушки так оживленно разговаривали и так бурно жестикулировали, словно речь шла о жизни или смерти.

Мы с Нико шли по мощеной улице, держась за руки, и я позволила себе надеяться, что все