Чаще всего в подобных случаях я просто помалкивала, позволяя мужу разглагольствовать, пока он не выдыхался. Но сегодня он жаждал ответа. Никакая другая реакция его бы не удовлетворила. Мне же совершенно не хотелось держать себя в привычной узде. У меня из головы не шло самодовольное, хвастливое выражение его лица, когда он объяснял сюжет «Пелеаса и Мелизанды»: «Женщина полюбила не того брата». Слов, которые обычно помогали мне разрядить ситуацию, нынче не нашлось. В груди клокотал гнев: ведь это же чистое везение, что мы вернулись домой живыми. Я умоляла Массимо сбавить скорость, а он с удовольствием играл на моем страхе. И подверг опасности нашего сына, не говоря уже об остальных детях.

Я села в постели.

– Сволочь ты. Полный придурок. У меня мать погибла в автокатастрофе. И после этого моя жизнь изменилась навсегда. А ты, желая покрасоваться, чуть не угробил и своего ребенка, и вдобавок чужих детей только потому, что твое тупое смешное эго обиделось, раз я не встала на улицах Сан-Джиминьяно и не проорала на весь белый свет, какой ты знатный итальянский жеребец в постели! – Я и сама вздрогнула от таких смелых слов, как будто их от моего имени выкрикивал кто-то другой, стоящий позади.

Массимо же, наверное, удивился бы меньше, если бы дама в ночнушке с рюшами на портрете у нашей кровати внезапно выскочила из рамы и набросилась на него.

На виске у него запульсировала большая синяя вена, словно дождевой червь, скользящий под поверхностью почвы. Муж открыл рот, втянул воздух, чтобы изрыгнуть ругательство пооскорбительнее и приструнить меня, но, потрясенный моим отпором, на секунду замер.

Потом не без труда выдавил:

– Да как ты смеешь…

– Смею что? Ругаться? Высказывать свое мнение? Возмущаться тем, что ты, большой, здоровый дядька, ведешь себя как гребаный бандит, с наслаждением запугивая маленького ребенка, собственного сына, пока тот не задохнется от испуга? Посмотри на себя. Амбал, размахивающий кошельком, шут, готовый всех развлекать.

Массимо поднял руку.

– Заткнись, сука тупая! Интересно, где бы ты была без меня. Думаешь, кто тебя продвигал на работе? Да ты бы никогда не поднялась выше копирования моих отчетов, если бы я не дергал за ниточки. Так и жила бы до сих пор со своим чокнутым папашей, а он бы пил воду из унитаза и жрал кошачий корм.

Внутренний голос призывал меня удержаться от последнего рывка. Иначе весь мой мир, каким я его знала, не просто содрогнется, а разлетится вдребезги. Но этот издевательский тон, эта грязная, оскорбительная насмешка над отцом стали тараном, сокрушившим остатки самосохранения, спусковым крючком.

Я свесила ноги с кровати.

– Вот только не надо мне говорить, где бы я была без тебя. Чудо, что я вообще выжила. Прости Христа ради, если я недостаточно благодарна, что такой обаяшка, такой душка, такой щедрый Массимо выбрал меня, ничем не примечательную старую деву. Но знаешь что? На самом деле никакой особой благодарности я не испытываю. Мне известен твой грешок. Даже толстая корова вроде меня в конце концов сообразит. Так вот, ты повеселился, а теперь моя очередь. Завтра утром, как только проснусь, приглашу твою маму на кофе. Усажу ее, закажу нам по чашечке латте и поведаю, как у ее драгоценного первенца был роман с женушкой младшего брата.

Я поставила ноги на пол. Вытерла губы и сглотнула, намереваясь, если муж хоть бы пальцем ткнет в мою сторону, заорать так, что витраж в часовне внизу разлетится на куски. В ушах стоял оглушительный шум – сердце грохотало, как паровоз. Пальцы напряглись, каждая косточка в ногах дрожала от прихлынувшей энергии, готовясь к действию.

Массимо стоял напротив меня, выпятив грудь, сжимая кулаки. Я взглянула на дверь. До нее ни за что не добежать. Но мне было почти все равно. На долю секунды я зависла между ощущением свободы и страданием, как будто лопнул давно наболевший фурункул, и первое облегчение заблокировало жгучую боль, которая непременно последует дальше. Я с вызовом смотрела на мужа, пытаясь задавить страх, уже заполняющий пустоту, где прежде обитали все похороненные чувства. Хотелось прикрыть голову, защитить лицо от этих рук.

Этих нежных, ласковых, порочных рук.

Затем Массимо жалко скорчился, по лицу потекли слезы, а темные кудри растрепались по лбу влажными завитками.

– Прости меня.

Глава тридцать пятая

Лара

Кажется, я проспала всего секунд тридцать, когда проснулась и увидела, что Сандро стоит надо мной, шипит «мама» и бросает испуганные взгляды на Массимо. Я выволокла себя из постели, глядя на затылок мужа на подушке. Лицо его закрывала простыня. Неужели я в последний раз просыпаюсь рядом с ним? Значит, вся предыдущая жизнь в одночасье обломилась хрупким стеблем?

Можно было не спрашивать, что случилось у Сандро: я и так понимала по выражению его лица. Стыд. Унижение.

– Сейчас приду и помогу тебе. Дай только оденусь. – Я выползла, оставив дверь приоткрытой; утреннее солнце отражалось от булыжников, и глаза у меня слезились.

Я вошла в комнату сына и, сморщив нос, принялась разбирать постель.

– Ничего страшного. Рядом с кухней есть прачечная. Быстренько отнесу простыню туда, и никто не узнает.

– Не говори папе, ладно? И Сэму с Франческой. Они и так считают меня младенцем.

– Иди сюда. – Я прижала сына к себе, прикрыла глаза, словно засыпанные песком, и уткнулась носом ему в волосы. – Ты перерастешь это. Просто понадобится чуть больше времени. Все мы добиваемся успехов в свой срок: одни дети начинают ходить и говорить намного позже остальных, другие долго мочатся в постель, но в конце концов каждый выучивается всему, что нужно. И я не променяю тебя ни на кого в мире.

– Мама?

– Да? – отозвалась я, собирая простыни в комок.

– Почему ты вчера ругала папу?

– Что ты имеешь в виду? – уточнила я, содрогаясь от мысли, что Сандро слышал наш разговор.

– Я описался сразу после того, как ты ушла спать, но потом услышал, что вы ссоритесь, и не вошел.

– Так ты всю ночь провел в мокрой постели?

Сандро пожал плечами:

– Я сверху полотенце положил.

– Ты плакал?

– Да не очень.

Стоицизм моего малыша, а может, привычка ничего не ждать от жизни ввергли бы меня в полное отчаяние, останься для него хоть какое-нибудь место в моей душе.

Сандро сидел на кровати, свесив ноги с края.

– Это из-за меня ты кричала на папу? Потому что он вчера утром пытался помочь мне научиться плавать?

У меня аж сердце зашлось. Сандро уже поступал точно так же, как и я: переписывал историю, потому