– Эля Скворцова Лизу вообще побила в туалете.

– Ещё бы не побила. У них отец из дома последние шкуры утащил, чтобы снова сыграть. Ты слышала выражение «однорукие бандиты»?

– Нет.

– Эти автоматы – бандиты. И семья тёти Светы наживается на дурачках.

– И Лиза?

– И Лиза. Знай это. Я не могу с ними портить отношения. Лиза с тобой в изостудии и на танцах. Просто помни.

– Угу.

А что толку помнить? Лиза в классе – самая крутая. У неё в комнате домашний кинотеатр, и все ходят к ней смотреть фильмы. Ляля всё ещё по старинке смотрит видеокассеты. Правда, они стали стоить совсем дёшево, и бабушка покупает их теперь пачками, один раз набрали целую сумку – смотреть не пересмотреть… Но хочется-то как у Лизы – диск. Или как у Насти. Или как у Андрея. Андрей не хвалится, но Ляля знает – у него всё есть. Это Потоцкая сообщила по секрету.

О компьютере и дисках Ляля маме даже не заикалась. Если не считать домашнего кинотеатра Лизы, Ляле во втором классе жилось лучше, чем в первом. Виолетта Викторовна относилась к ней всё лучше, ведь их классная терпеть не могла Дарью Дмитриевну и очень радовалась, когда по телевизору вышел сюжет. Ещё Ляля хорошо влияла на Руслана. Он стал отвечать на устные вопросы – спокойная Ляля всегда подбадривающе на него смотрела.

На хореографии (так называли занятия мамы) или танцах (так называли занятия бабушки) Ляле очень нравилось. Упражнения, позиции и растяжки получались у неё лучше остальных. Намного лучше, чем у Лизы. Лиза была «деревянная» – так, не стесняясь, говорила педагог.

В изостудию Ляля тоже ходила с Лизой. Вот тут Ляле было тяжелее. Морально, конечно же, не физически. Екатерина Яковлевна, педагог изостудии, учила когда-то маму. Она улыбалась Ляле, но только первое время. Чем дольше Ляля ходила в студию, тем меньше улыбалась Екатерина Яковлевна. У Ляли давно выработалась привычка прислушиваться ко всем разговорам, даже пустым, – никогда нельзя знать наверняка, пустяковым ли будет разговор или важным. Часто из пустяка рождается в разговоре что-то ценное. Разговор – он как живой организм, он лодочка, которая качается на волнах в шторм: куда её занесёт в следующий момент, знает только ветер. Слова в разговоре цепляются друг за друга, собеседники перебивают друг дружку, в какой-то момент они могут отойти и отходят от темы, плавают на волнах памяти, как шлюпки, выброшенные на спасительный берег благодушным штормом… Собеседники зачастую сами не знают, что несёт следующая секунда. В свои восемь-девять лет Ляля поняла, что разговор – великий лекарь. Он может вылечить от грусти, от скуки, от чувства одиночества. Ляле досаждали разговоры мамы, она всегда к ним прислушивалась, но при этом делала вид, что не слышит. Прислушиваться и всё слышать, делая вид, что занят другим и ничего не слышишь, – это как игра. С приездом мамы для Ляли открылся бездонный взрослый мир, который, впрочем, часто не сильно отличался от её детского. Любимые темы – обсуждения поступков, поведения окружающих, осуждение других…

И вот в изостудии Ляля случайно подслушала разговор Екатерины Яковлевны с тётей Галей. Тётя Галя иногда заходила в гости по каким-то пошивочным делам, она постоянно приносила Екатерине Яковлевне переделанные шубы и жилетки, тётя Галя многим в городе перешивала и шила шубы. Тётя Галя, оказывается, тоже в детстве ходила в изостудию.

– Видишь, Галчонок, – говорила изящная и стильная Екатерина Яковлевна, поправляя свою тяжёлую длиннющую толстенную косу, спускающуюся с левого плеча, – видишь, Галюша, поколение следующее воспитываю.

– Да, Екатерина Яковлевна, – повторяла тётя Галя, речь у неё была приятная, чёткая, голос с каким-то непередаваемым оттенком, после которого хочется человеку рассказать всё. – Да, Екатерина Яковлевна. Ляля и Лиза – мы с Зо и Светой дружили, теперь вот Ляля и Лиза.

– А сама-то когда приведёшь?

– Никогда, – просто отвечала тётя Галя. – Вы посмотрите на меня. Я спивающийся прокуренный скорняк. Кому я нужна?

– Ты запустила себя, Галина, ты же была симпатичнее намного Зои.

– Что было, то прошло, Екатерина Яковлевна. Всему виной моё увлечение шитьём и моя вера в светлое будущее.

– Ну что ты, Галя. Прекрасная специальность. Это же деньги. Надо было просто не бросать рисовать. Вот Зоя окончила после изостудии художку, потом театральный…

– Грим – это её, а моё – шкурки, я и без рисования шубы вижу… Я в голове вижу, в мозгах… Но это, увы, в отличие от грима, в личной жизни не помогает.

– Ты права, Галя. Грим – это сплошной обман. Слышала, преступники в нашем городе и пригороде обманывали пенсионеров, выманивая последние деньги на лекарства. Прикидывались сотрудниками поликлиники. Лапшу на уши вешали. Лапша на уши – это как грим на лицо. Или мой случай возьми. У меня какие-то бандиты чуть косу не отрезали. Стою на остановке, подошли спросить, где улица Соболья, а сами за волосы как схватят. Чудом спаслась.

– Кто напал?

– Теперь никогда поверх шубы косу не выпускаю, всегда – под. И спасли, не поверишь, – лисы!

– Да я уже слышала. Они многим помогают. Всё с криминалом связано…

Они стояли далеко от Лялиного мольберта и после этих слов ушли за ширму: в студии был отгороженный занавесками уголок, своеобразный кабинет. Там стоял стол, стеллажи, на них лежали документы, работы, разнообразные инструменты для оформления, даже резак для паспарту.

Как только Екатерина Яковлевна зашла за ширму, в студии начались шевеления, разговоры, смех. Ляля отошла от своего мольберта, двинулась к столу, ближнему к ширме. На всех столах стояли банки с красками. Ляля стала искать подходящую, медленно отвинчивала крышки и внимательно изучала, засохла краска или можно рисовать, – часто в студии дежурные плохо закрывали краски, и они сохли.

И вот что Ляля услышала дальше, после пропуска.

– Зоя вообще молодец такая, – говорила тётя Галя. – Она и на телевидении работает, и такое училище в Москве закончила, ей преподавали великие люди, да и в художке сколько лет училась. Помню, я иду из техникума и встречаю её на улице, она как раз на каникулы приехала, Зоя сразу пригласила в гости, работы свои показала.

– И тебе понравились?

– Не знаю, Екатерина Яковлевна. Мне сложно судить.

– Но всё-таки? Ты же зритель. Как зритель что скажешь?

– Зоя художку закончила, потом этот техникум – что я буду говорить. У меня самой рисунок плохой.

– Галя! Ты всю жизнь себя ругаешь, во всём сомневаешься. Так нельзя. Бери пример с Зои. Её послушать, так на телевидении только она работает, и от неё всё зависит. А она как художник – нулевая. Повторюшка. Копиист. Ты намного талантливее была.

Ляля замерла с полуоткрытой банкой, перестала отвинчивать крышку, прилипшую из-за засохшей краски… А ведь и правда. Маму послушать – так все разговоры дома про то, как она устаёт на работе, про то, как её ценят и как ведущие хотят, чтобы только мама их гримировала.