– Зоя Викторовна! – плакала трубка. – Мама Пети написала в местное телевидение с просьбой снять сюжет о школьной травле.

– Но я не на местном канале, на региональном, Виолетта Викторовна.

– Поспособствуйте, миленькая! Очень прошу! Мне же категорию понизят! Она обратилась к кому-то из корреспондентов, чтобы сняли сюжет. Андрей ударил Петю, теперь целый скандал намечается.

– Хорошо, Виолетта Викторовна, не нервничайте, я поговорю на работе. Но ничего не обещаю.

– Пожалуйста, Зоя Викторовна, постарайтесь. Заведётся в классе вшивая собака, и начинаются неприятности. Кроме того, мне в этом году новый класс набирать. Не хочется огласки. От этого, сами понимаете, репутация зависит, о зарплате я промолчу.

Ляля молилась ночью темноте:

– Темнота! Сделай так, чтобы работали сюжет мамины знакомые!

К счастью, корреспондент оказался знакомым мамы ещё по Москве, и всё замяли. Отснятый сюжет заменили на другой – в городе объявлялся конкурс на лучший рисунок о безопасности движения. Область была лидером по ДТП с тяжкими и летальными исходами, при этом страдали и лоси, и косули, чаще всего именно они попадали ночью под машины, провоцируя жуткие аварии. Все в школе загорелись идеей плаката и социальной рекламы. И мама Пети неожиданно тоже заинтересовалась – она ждала сюжет о себе и о «противной» школе, но с интересом просмотрела сюжет про конкурс. По её же словам, она зла долго не держала, отошла от стресса и прибежала в школу объявить, что Петя участвует в конкурсе, а заодно помириться с Виолеттой Викторовной, с которой совсем невыгодно было ссориться в четвёртом (выпускном) классе.

Конечно же, и Ляля участвовала в конкурсе, за неё рисовала мама. Месяц у них ушёл на придумывание сюжета. Мама покупала какие-то журналы, ходила в библиотеку при телецентре. Ляле было абсолютно всё равно, но мама мучила, спрашивала мнение дочери по сто раз на дню: а если такой сюжет? А если этакий? Ляля как могла старалась заслужить внимание мамы и что-то выдумать, но ничего не выходило. В итоге всё придумала тётя Галя. Она подсказала сюжет. Ляле он совсем не понравился. Город. Дорога. Человек идёт по зебре и несёт на вытянутых руках башню из коробок с тортами. Давно уже для человека горит красный человечек, а для машин зелёный. Но открыты дверцы автомобилей из первого ряда, и два водителя бегут к человеку, а ещё один уже помогает. Мама всем говорила, что она сама придумала сюжет, перелопатив кучу фотографий в журналах, но Ляля-то слышала всё по телефону. Сюжет вспомнила тётя Галя из какого-то фильма, когда мама стала умолять её помочь. Но мама никогда и никому об этом не говорила, когда рассказывала остальным подругам и дяде Юре. Всё – она, только она.

Единственное, что придумала Ляля в этом рисунке, – это церковь на заднем плане.

– Ляля. Церковь твой Хэллоуин не одобряет. – Мама посмотрела на Лялю внимательно.

– Но при чём тут я и Хэллоуин?

– Так. Просто к слову. Я, кстати, узнала по своим каналам: Хэллоуин пытается задобрить духов умерших.

– Души. Я тебе говорила.

– Нет. Именно духов. В том-то и дело, что духи – это совсем не души. Душа, она в церкви бессмертная. А духи – в язычестве вроде теней, сущностей, за нами следят, могут помочь, если задобрить. Ты бы, кстати, хотела с такими духами пообщаться?

Маму всегда заносило, она всегда задавала странные вопросы. Ляля привыкла к таким вопросам и никогда даже не размышляла над ответом, просто молчала, но тут стало жутко интересно.

– Нет. Я всегда думала, что это прикол такой: вампиры ходят, головы-тыквы.

– Нет, Ляля. – Мама стояла над столом, на столе был разложен дорогой лист бумаги (с него можно было смыть уже нарисованное); углы припёрты бабушкиными коробками с письмами – бабушка хранила весь свой архив, ничего не выбрасывала. – Я тебе сейчас расскажу, что со мной произошло, почему я потом окрестилась.

Ляля замерла. Неужели мама расскажет ту историю, о которой упоминала ветеринар Карповская? Неужели Ляля дождалась и не надо больше подслушивать мамины бесконечные разговоры? Но подслушивание стало подобно наркотику. О наркотиках говорили в школе, приходили с лекцией из милиции… Ляля поняла одно: чем раньше откажешься, тем легче ломка. Но пока привычка сильнее Ляли, хотя мамины разговоры стали совсем неинтересные; интереснее сериалы, которые бабушка смотрит.

– Тогда, давным-давно, когда я была на шесть – нет! – пять лет старше тебя, – начала мама, как бабуля в фильме перед сказкой.

Ляля ещё подумала, что только ставней деревянных не хватает, ворот и платочка с сарафаном…

– Ты думаешь, я как старушка-веселушка, сказительница? – рассмеялась мама, заправляя цветные пряди в тугой толстый хвост.

У Ляли ёкнуло сердце: неужели мама читает мысли?

– Ну так вот. Тогда опытных лис хотели отдать на затравочную станцию.

– Я знаю! – не выдержала Ляля.

– Откуда? – Вид у мамы был растерянный и испуганный.

– Я всё это знаю, мама, – заторопилась Ляля. – И как бабушку в тюрьму посадили, и про зверотехника, я знаю, что лисы – долгожители, живут сейчас в нашем лесу… и…

– Что и? – Мама просто вонзила вопрос в Лялю, ввинтила, вкрутила и продолжала вертеть-поворачивать.

Ляля хотела добавить, что она знает даже больше мамы: ведь у неё связь с лисами, лисы ей помогали. Сейчас Ляля то в школе, то на занятиях, то уроки делает, смотрит в окно, только когда печёт рогалики. А когда подслушивает разговоры, то сидит спиной.

– …и они иногда предупреждают.

– Ну не знаю, тогда эта кража в универмаге, не уверена, что предупреждали, но явно знали, что я приеду, вот и вышли встретить. Дуся же. Дуся как человек, самая умная и покладистая. Её за покладистость и держали. Размеры от самца перейдут, а характер – это Дусин главный козырь.

«Ещё бы знать, что такое козырь», – подумала Ляля. В классе тоже иногда так говорили, особенно Лиза, но Ляля не понимала, надо будет у Руслана узнать. У мамы Ляля боялась что-то переспросить, мама возьмёт и замолчит, иногда самые простые вопросы портили маме и без того качельное настроение.

– Ну и ладненько. Не нужно пересказывать весь этот ужас. Я тогда сразу к главному. В общем, я приезжаю домой, чтобы вещи собрать, ну, когда на гримёра поступила, тогда ещё нашу бабушку из тюрьмы выпустили, и она была медлительная и слабая. В общем, приезжаю. А у нас тогда собаки были…

– Боня и Борис.

– Ага. И вот сижу я поздно в этой комнате. Ну засиделась, – мама замялась, – с одним человеком.

– С Зиновым, сыном зоотехника?

– Ну да. С этим придурком. Потом он ушёл. А я сижу. И не спится. Всё думаю о том деле, о лисах, тогда ж никто не знал, что они такие стойкие, все переживали, что их в лесу кабаны или волки задерут. Потом, чтобы развеяться, сходила погулять с собаками. Вернулась. И опять села вот на эту кровать, на которой ты теперь спишь.