этом, то странно как-то выглядит вся эта история с предательством Поттеров. Допустим, Джеймса он мог разлюбить, ревновать к твоей матери, даже ненавидеть, если тот вел себя по отношению к ней так, как пишет твой дед, но как же твоя мать и ты?

— Последняя запись в дневнике приходится на середину сентября 1981 года, — Поттер сидел напротив Эрвина, хмурый и несчастный. — Мать знала, что их ищет Волан-де-Морт, и откуда-то знала, что причина конкретно во мне, — сукин сын искал отчего-то именно меня, — а Джеймс отказывался уехать за границу или хотя бы переправить туда меня и маму. Она нервничала и даже написала, что Поттер и Дамблдор сговорились подставить их, то есть ее и меня, под удар… Я когда читал, сначала не понял, а сейчас до меня дошло. Она писала и весной, и летом, и тогда в сентябре, что Джеймса дома не бывает целыми днями, он то на службе в Аврорате, то с этой женщиной, то пьет в компании друзей, среди которых кстати больше не было Сириуса. А она со мной вынуждена сидеть в доме в Годриковой впадине, потому что выходить на улицу ей лично запретил сам Дамблдор. Для ее же блага сам понимаешь. Но сейчас я думаю, а что, если они хотели, чтобы эта сволочь напала только на меня и на мать? У Поттера была другая женщина и другой ребенок… Возможно, чистокровные… Понимаешь, о чем я? Нас принесли бы в жертву, а наследник древнего рода Поттер погоревал бы, погоревал, да и женился, но не срослось. Что-то пошло не так, и он погиб первым. А по поводу Блэка… Она его в дневнике называет С. Я, когда читал, не сопоставил одно с другим. К тому же письмо деда я прочел сразу, а дневники начал читать только на каникулах. Мать написала, что С. готовит побег… Значит, они тогда все еще были вместе…

— Он мог предать Джеймса, хотя это и не сильно вяжется с их декларируемой дружбой, — согласился с логикой Поттера Эрвин. — Наверное, при определенных условиях мог бы пожертвовать и твоей матерью, но я не верю, что он предал бы тебя.

— Вот и мне это кажется нелогичным, — кивнул Поттер. — Надо бы, наверное, как-то помочь ему, все-таки отец. Только не знаю как.

— Я знаю, — объяснил Эрвин то, о чем думал уже несколько минут подряд. — Если Сириус твой отец, то Вальбурга твоя родная бабушка, а Белла — кузина. Если дать Вальбурге такой сильный аргумент, как завещание Поттера старшего и пересказ под клятву содержания дневника, она, возможно, сможет вытащить сына из тюрьмы.

— Точно! — обрадовался Гарри. — Поговоришь с Беллой?

— Если ты позволишь огласить факты.

— Считай, что разрешил. Жалко его. И потом, он же, получается, мой самый близкий родственник.

— Не забывай про бабушку и кузину, — напомнил Эрвин.

— Им это может не понравиться, — снова расстроился Поттер. — Я же бастард, если по правилам.

— По правилам ты чистокровный наследник Поттер и на наследие Блэков не претендуешь.

— Ну, может быть.

— Не попробуем, не узнаем, но ты ведь хотел мне рассказать что-то другое…

Этим другим оказалась та самая мантия-невидимка, о которой Поттер рассказал Эрвину сразу после возвращения его в Хогвартс, и которую со слов Лилиан Поттер Джеймс одолжил Дамблдору незадолго до трагедии в Хэллоуин 1981 года.

— Вот ведь сука! — взорвался Поттер. — Подарил мне фамильный артефакт Поттеров и ждал, что я что?

— Что ты облазишь весь замок…

— Я его и так облазил, — отмахнулся мальчик.

— Нашел что-нибудь? — Эрвин подозревал, что нашел, но отчего-то не рассказал об этом сразу.

— Представь себе, нашел.

— Что именно?

— Трехголового пса и зеркало, показывающее мечты…

Ну, что тут скажешь? Похоже Дамблдор собрался кого-то ловить. И Эрвин, пожалуй, знал, кого именно, поскольку сейчас в его руках оказались все необходимые факты. Но главное, та «девичья магия», обрывки которой достались Эрвину от Екатерины Гертнит, буквально вопила, — ну, или криком кричала, — о том, что с профессором Квиринусом Квирреллом, преподававшим у них Защиту от Темных Искусств, не все в порядке. Причем, чем дальше, тем хуже было впечатление, пока восстановленный по памяти редкий даже в Гардарике элексир «След Вурдалака» не расставил все точки над «i». Элексир этот позволял выявлять нежить. Во времена Кати Брянчаниновой таковой в Гардарике почти уже не осталось. Вурдалаки, упыри, гули и прочая нежить, если, где еще оставалась, то только в заповедных чащобах северных лесов. Однако еще лет четыреста назад, не говоря уже о более древних временах, этих тварей было полным-полно. Выслеживать их и убивать было опасно и сложно, но коли повадился вурдалак охотиться близ деревни, другого выхода, кроме как нанять ведьмака, у крестьян, собственно, и не было. Проблема была в том, что ведьмаки были немногочисленны и так далеко на север забредали редко, предпочитая работать в Польше, Чехии и Германских землях. Ну и стоили они дорого. Не в каждой деревне могли набрать необходимую сумму. Однако нашлись умельцы, — скорее всего, это были бабки-травницы, — которые смогли сварить «След вурдалака», и дела сразу же пошли куда лучше. Стоит нежити пройти через какое-нибудь место, где был разлит эликсир, как вурдалак или гуль начинают оставлять следы. Сами они этих следов не видят, особых запаха и цвета у зелья нет, но тот, кто способен хоть чуть-чуть колдовать, следы видит и, значит, может привести охотников к логову чудовища. Вот этим самым «Следом вурдалака» Эрвин и облил полы в коридоре перед классом Защиты.

Квиринус Квиррелл следы оставлял, и значит являлся нежитью — живым мертвецом. Однако Эрвин никак не мог определить тип этой нежити, пока не вспомнил, что люди, в которых вселяется злой дух, тоже превращаются во что-то подобное гулям, разве что трупы не едят. Чалма, которую носил профессор, и его тщательно скрываемая одержимость Гарри Поттером и нездоровый интерес к запретному коридору, где цербер сторожил таинственный люк, за которым по слухам был спрятан философский камень, окончательно расставили вещи по своим местам. Заколдованная метла Поттера, убийца единорогов, систематические боли в шраме Мальчика-Который-Выжил стоило Квирреллу появиться где-то рядом, чалма, поведение профессора и след умертвия, который он оставлял, все указывало на одного якобы мертвого Темного лорда. Эрвин бы в таком выводе засомневался, — очень уж стремно все это выглядело, — если бы не поведение и поступки Дамблдора. Все вместе это указывало на опасность, которая нависла над школой, вообще, и над Поттером, в частности.

«Надо валить урода», — решил Эрвин, и однажды в начале мая, подловив Квиррелла в пустом коридоре, вогнал ему в голову с