спустить их не пробовала сама и не позволила ему. Тем не менее, от перенапряжения и долгого воздержания Эрвин кончил прямо в трусы и был этим крайне смущен, но девочка, к его удивлению, отнеслась к его проколу с пониманием. Однако пятно на трусах стало знаком к прекращению «безобразий». Оба они, похоже, поняли, что зашли несколько дальше, чем планировалось, и, отвернувшись друг от друга, стали поспешно одеваться.

[1] Так у Набокова: Гумберт Гумберт.

[2] Гардарикская поговорка.

[3] Чертёж участка местности, выполненный глазомерной съёмкой, с обозначенными важнейшими объектами. Поясняющие дополнительные данные, которые нельзя изобразить графически, записываются в «легенду» на полях или обороте чертежа.

[4] Британская пинта равна 568,261 миллилитра.

[5] Велесова ночь — славянский праздник, который тaк же проводится в ночь с 31 октября на 1 ноября и связан с языческим богом Велесом, покровителем скотоводства, богатства и подземного мира. Этот праздник отмечает переход из лета в зиму и приближение холодного времени года.

[6] Если кто не знает, в России — это 1 номер.

Глава 11

В течение следующих четырех месяцев ничего подобного между Эрвином и Беллой больше не происходило. Они по-прежнему выходили на совместные прогулки или часами трепались, сидя на подоконнике, но даже не целовались больше и о том, что произошло между ними, в лаборатории Эрвина, ни разу не заговорили. Девочка явно не желала обсуждать случившееся, а Эрвин молчал из соображений такта, так как понимал, что в тот день она зашла куда дальше, чем позволяли воспитание и приличия, и, как минимум, на три шага дальше, чем планировала сама. В общем, все вернулось на круги своя, и время Эрвина было занято собственной учебой, воспитанием и обучением Поттера, — раз уж сам взвалил на себя этот тяжкий груз, — и еженедельными встречами с Беллой, которые зачастую завершались в лаборатории, куда они приглашали теперь, — от греха подальше, — подруг Беллы со Слизерина и друзей Эрвина с Гриффиндора. И вот тут его как раз ожидали неожиданные открытия. Во-первых, что-то «такое» стало происходить между Поттером и старшей Гринграсс, а во-вторых, Паркинсон явно положила глаз на скромнягу Лонгботтома. Впрочем, чему удивляться. Оба являлись завидными женихами. Наследники двух не самых последних чистокровных родов и не уроды какие-нибудь, не приведи господи, не дураки и не обделены магией. Вернее, не обделен был Поттер, в котором уже были видны задатки будущего сильного мага. Невилл в этом смысле Поттеру сильно уступал, но зато у Паркинсон магическая сила только что из ушей не лилась. Ей достаточно было и того, что Лонгботтом маг и внешность имеет вполне приемлемую. Рослый мальчик, который по всем прикидкам должен был со временем потерять детскую пухлость и вырасти, если и не в гиганта, то уж точно в крупного мужчину, каким, как говорят, был его отец. В общем, внешне все шло своим чередом без эксцессов и прочих «нежданчиков». А между тем, сложившаяся в школе ситуация была не так, чтобы проста и нормальна. Что-то затевалось, и у Эрвина сложилось впечатление, что затевает это «что-то» никто иной, как Дамблдор, и все это каким-то боком касалось Мальчика-Который-Выжил. Во-первых, несмотря на многочисленные просьбы друзей, Поттера не отпустили из Хогвартса на рождественские каникулы, а ведь его официально приглашали к себе Бойды, Лонгботтомы и Малфои. Во-вторых, в подарок на Рождество Поттер получил от анонимного доброжелателя мантию-невидимку. И все бы ничего, но Поттер знал, кем был великодушный человек, подаривший мальчику его собственную вещь. Это все так его возмутило, что никуда он в этой мантии тогда не пошел, — типа, на зло маме отрежу уши, — а спустя почти три месяца, то есть проявив недюжинное терпение и осторожность, вывалил на Эрвина целую тонну «кирпичей».

— Эрвин, ты ведь мой друг? — спросил он как-то вечером в конце марта.

— Решай сам, — пожал плечами Эрвин, который ни к кому в друзья не навязывался, но и сам никогда не спешил объявлять кого-либо своим другом.

— А сам ты, как считаешь? — настаивал его сосед.

Было очевидно, что Поттер готовится раскрыть перед Эрвином очередную тайну Мадридского двора. И не то, чтобы Бойду это было так интересно, но, судя по всему, это было важно для самого Гарри, а потому ответ мог быть только положительным, тем более что с поправкой на разницу в возрасте все так и обстояло: друзья. По-другому их отношения вряд ли назовешь.

— Да, я считаю тебя своим другом, — сказал Эрвин.

— Я тоже считаю тебя своим другом! — почти торжественно объявил Поттер. — Мне, Эрвин, знаешь ли, не с кем больше поделиться, но, наверное, друга я могу посвятить в свою тайну.

«Патетика наше все», — тяжело вздохнул Эрвин, ожидая оглашения кучи детских секретов, но он ошибся. Это были совсем не детские секреты, и они были чреваты многими проблемами, о которых Эрвин догадывался, но только в общем плане.

— Я тебя внимательно слушаю, — сказал он вслух то единственное, что вполне подходило к данному моменту.

— Прочти это, — протянул ему Поттер сложенный в несколько раз пергамент.

Эрвин взял документ, развернул, прочел и, честное слово, едва не упал со стула, на котором сидел. Это было нечто из разряда «этого не может быть, потому что не может быть никогда».

«Гарри! — писал Чарльз Поттер в сопроводительном письме к своему завещанию. — Полагаю, теперь, когда ты читаешь это письмо, ты достаточно взрослый, чтобы знать, что жизнь — это не черно-белый рисунок, и понять мотивы моих и не только моих поступков. В любом случае, вот что ты должен знать. Мой сын Джеймс Поттер так и не состоялся, как человек, ответственный за свои поступки, навсегда оставшись избалованным подростком без царя в голове и не повзрослев даже тогда, когда женился и стал аврором. Он не должен был жениться на твоей матери, но, женившись, не имел права пренебрегать своими обязанностями мужа и будущего отца. Однако человек так легкомысленно отнесшийся к своему долгу перед Семьей и Родом, просто не мог быть ни хорошим сыном, ни любящим мужем, ни заботливым отцом. Мне тяжело об этом писать, поскольку Джеймс мой сын, ребенок, которого мы с его матерью ждали, как благословения небес, но сейчас речь не обо мне. Сделанного не воротишь, а вот исправить кое-какие ошибки, совершенные моим сыном, я все еще могу.

Итак, Джеймс. В тринадцать лет он влюбился в одноклассницу-маглокровку Лилиан Эванс. Во всяком случае, он считал, что это любовь. Чем это было на самом деле, я не знаю. Возможно, род психического недуга, проклятие или