Великого поколения о том, как предотвратить катастрофические войны, подобные тем, которые дважды происходили в первой половине двадцатого века, НАТО было основано после Второй мировой войны для сдерживания нападения Советского Союза на западноевропейские демократические страны. Страны-основатели обязались проявлять солидарность: нападение на одного будет означать нападение на всех.

Когда рухнула Берлинская стена, и распался Советский Союз, советская угроза исчезла, но Западная Европа хотела, чтобы НАТО продолжало обеспечивать безопасность, а основой организации оставалась американская мощь. Более того, ряд новых независимых восточноевропейских государств, ранее находившихся в советской орбите, быстро попросили о вступлении в альянс и были приняты. К 2007 году НАТО расширилась с первоначальных двенадцати стран до двадцати шести.

За обедом в Вашингтоне посол Австралии Ким Бизли заметил, что готовность нашей нации после Второй мировой войны взять на себя ответственность за защиту Европы в термоядерной войне, в которой могли погибнуть сотни миллионов американцев, стала самым самоотверженным обязательством в истории. Для меня же это было самым ярким примером критики НАТО, которую я постоянно слышал в Вашингтоне. Нравится нам это или нет, но мы были частью общего мира и нуждались в союзниках, — как для нашего, так и для их блага. Я был полон решимости оставить альянс в лучшей форме, чем та, в которой он находился, когда я приступил к работе.

Мне пришлось задуматься о том, как подготовиться к работе, которая требовала новых навыков. Как говорится, военные не приемлют «трудностей» в качестве оправдания для неудачи в чем-либо. Я также вспомнил, как упорно работали министры Перри и Коэн, чтобы сохранить эффективность альянса. В моей военной системе координат наступил перелом — я больше не был военным руководителем, оказавшись вместо этого в месте, где пересекались и политические, и военные факторы. Мне нужно было понять политику и мотивы, формирующие вооруженные силы стран-членов альянса и определяющие неписаные правила, по которым они действуют. Эти правила были в равной степени как культурными, так и военными, проистекающими из истории каждой отдельной страны. Я должен был определить, какие угрозы могут возникнуть в будущем, чтобы в случае возникновения кризиса у нас было как можно меньше сожалений. Трансформация означала объединение усилий всех и каждого с целью адаптации своих вооруженных сил для противостояния этим будущим угрозам.

Для начала я обратился к первоклассным специалистам по военной трансформации: профессору Колину Грею, доктору Уильямсону Мюррею, доктору Фрэнку Хоффману и австралийскому подполковнику Дэвиду Килкаллену. Я поглощал их труды и обращался к ним за советом, и в итоге остановился на двадцати двух книгах, которые должны были стать моим руководством. Я расширил свои контакты с практиками стратегического лидерства, среди которых были генералы Колин Пауэлл, Тони Зинни, Джон Абизейд, Гэри Лак, Джордж Джоулван и другие; а также такие государственные деятели, как Генри Киссинджер, Джордж Шульц и Ньют Гингрич, включая бывших министров обороны. Они безвозмездно отдавали мне свое время. Эти три направления деятельности позволили мне выстроить рамки, в которых я мог действовать в последующие годы, занимаясь трансформацией альянса.

В какой-то момент мне показалось странным, что все генералы и государственные деятели, на которых я ориентировался, находились в отставке. В стране, где, за исключением нескольких университетов, больше не преподают военную историю, это не должно было удивлять. В активных дипломатических, военных и политических кругах мне пришлось столкнуться с отсутствием стратегического мышления — и с необходимостью возрождения этой сферы.

*****

Штаб-квартира SACT в Норфолке была единственной штаб-квартирой НАТО в Америке. Там я унаследовал штат прекрасных офицеров из всех стран альянса, а также сорока других государств, сотрудничающих с организацией по всему миру. Задача SACT состояла в том, чтобы способствовать адаптации и интеграции вооруженных сил разных стран, каждой из которых были присущи своя собственная военная культура и доктрина. Цель заключалась в том, чтобы в будущем иметь возможность вести совместные боевые действия.

Просматривая материалы, отобранные мной для самостоятельного чтения, я неоднократно отмечал один факт, касающийся военных, которые успешно трансформировались, чтобы оставаться на вершине своей игры: все они выявили и до иезуитского удовлетворения определили конкретную проблему, которую им нужно было решить. Попытка определить военные проблемы, которые мы должны решить в наше время, стóила мне много внимания.

История показывает, что войны не ждут, пока вы будете готовы, поэтому мне, представителя военной культуры, в которой каждая неделя мира считается последней возможностью подготовиться к войне, было тревожно ощущать, как медленно принимаются решения, необходимые для объединения двадцати шести независимых демократических государств.

Любая коалиция состоит из двух частей: политической и военной. Политическое соглашение о целях и задачах должно являться первым приоритетом, а доверие позволяет военным коалиции слаженно работать вместе. На поле боя сила заключается в единстве усилий и сильном духе сотрудничества. Я часто напоминал своим американским офицерам, обладавшим с таким трудом завоеванной гордостью за боевое лидерство и огромные возможности, что не все хорошие идеи исходят от страны с наибольшим количеством авианосцев. Кроме того, различные штабы НАТО, в том числе и мой, должны были поддерживать атмосферу уважения, которая способствовала бы командной работе и боеготовности. А это не всегда было легко.

На службе в НАТО, когда американский старший офицер не справлялся со своими обязанностями, я мог с помощью нескольких телефонных звонков и пары слов наедине отправить его обратно на работу в его собственный род войск. С иностранными офицерами все было немного сложнее, потому что они представляли свои страны и играли политическую роль, которую вы должны были понимать. У меня был блестящий адмирал из одной европейской страны. Он выглядел и вел себя как лидер, всегда был четким, интеллектуально развитым и решительным. Слишком решительным. Он кричал, поносил офицеров в присутствии других, публично высмеивал доклады, которые считал поверхностными, вместо того чтобы уточнять, чего же он хочет. Он был груб и невнимателен к офицерам из полудюжины стран. Мой НАТОвский сержант-майор был чехом, мои заместители — британцами и итальянцами, а мой личный штаб состоял в основном из немцев. Все были обеспокоены его поведением, а его непосредственные подчиненные испытывали страх. Я вызвал адмирала и тщательно обрисовал, почему я не одобряю его руководство.

— Ваши сотрудники возмущены вами, — сказал я. — Вы разочарованы их вкладом? Хорошо, но ваша критика делает их вклад хуже, а не лучше. Это неверный путь. Вы не можете позволить своей страсти к совершенству уничтожать ваше сострадание к ним как к людям.

Эту мысль я всегда доводил до сведения своих подчиненных.

— Измените свой стиль руководства, — продолжал я. — Тренируйте и поощряйте, но не ругайте, особенно на публике.

Он был