Москвы. Знали о нем немногие, но те, кто знал, за несколько дней до Катастрофы вдруг засуетились, развили бурную деятельность, получив приказ сверху о приведении Бункера в готовность номер один. Сюда свезли с десяток доверху наполненных припасами, медикаментами и предметами первой необходимости грузовых машин, рабочие привели в порядок фильтровальные установки, дизельные генераторы, позаботились также и о запчастях на долгие годы. Поэтому люди и были до сих пор живы. Перегной Валерий Павлович тогда работал секретарем в одной строительной фирме-подрядчике, был на побегушках у начальства. И хоть дело проходило под грифом «Совершенно секретно», его непосредственный начальник имел слабость к крепким спиртным напиткам, завезенным из Франции и Армении (абы что он не пил), так он однажды под парами и выболтал все своему секретарю. Валерий Павлович уже тогда слыл человеком неглупым, мудрость была где-то на подходе, и он сразу понял, что затевается нечто нехорошее, необратимое, катастрофическое. В итоге полученными знаниями он воспользовался сполна, не только оказавшись в Бункере, но и возглавив подземную общину. О своем прошлом он, конечно, же помалкивал, личность вождя должна быть окружена слухами, легендами ― это служит только на пользу.

Но после удачных лет появилась другая беда. Скука. Она читалась в глазах людей, вынужденных делать ежедневно одну и ту же работу, сквозила в их действиях ― жители сделались более вялыми, меланхоличными. И как бороться со скукой Валерий Павлович еще не придумал. Он пытался устраивать тематические вечера, открыл вечерний кружок, где можно было посостязаться в домино и шашки. Но это быстро приелось. Не хватало разнообразия. Валерий Павлович даже основал местный драматический театр, но сказалось отсутствие профессиональных актеров, а те, что были, годились разве что для рекламы шампуней.

Пришли Петька с Никиткой со швабрами и ведрами, в которых плескалась вода. Глянули на стену и прыснули со смеху, не удержавшись. Но тут же умолкли, закусили губу под пристальным взглядом Ильи. Валерий Павлович за всем этим внимательно наблюдал. Мужики почесали репу и принялись методично тереть щетками бугристую поверхность стены, отдирая краску вместе со штукатуркой. Через час на месте слова на букву Хэ осталось выскобленное пятно.

Собрание назначили на завтрашнее утро, повод был более чем весомый. Следовало поговорить о субординации, пробежаться по новым поправкам в Закон и обсудить происшествие. Илья ушел готовить отчет и вести расследование, Андрей Дмитриевич ― контролировать ревизию на складе, а Валерий Павлович ― к себе в кабинет, думать и переживать за судьбу вверенного ему народа.

Поздно вечером, когда Бункер погрузился в сон, скрипнула дверь. Тень прокралась к месту преступления, прибывший человек огляделся, нет ли поблизости дежурных. Скинул с головы капюшон плаща, в руке у него оказалось ведерко с кисточкой. Валерий Павлович еще раз оглянулся, задумался на мгновение и размашисто вывел на стене букву Пэ. Быстро дорисовал остальные четыре буквы, отошел на пару метров, полюбовался. Затем улыбнулся ― со скукой на ближайшее время покончено. Бункер еще долго будет обсуждать эти случаи, шептаться по углам и втайне веселиться. А виновных, но совершенно не виноватых, Илья найдет и накажет.

Лариса Львова

В краю медвебуев

Утром, когда за стеной из лиственничных бревен еще не успел растаять туман, в ворота поселища кто-то застучал. Стража распахнула тяжелые створы. Ввалился пастух Оська.

С ранней весны он жил при стаде на лугах у реки. Что-то случилось, иначе пастух, который с каждой животиной разговаривал на каком-то тарабарском наречии, ни за что бы не оставил стадо.

Оська упал на спину. А потом выдохнул всего одно-единственное слово: «Лиходейка!..»

Дозорный в один миг взобрался на стену, помахал руками, скрещивая их над головой. Тотчас кто-то полез на колокольню. И когда Оська уселся и открыл рот, чтобы рассказать о внезапной напасти, грянул перезвон. Поселищенцы сразу поняли: случилась беда. Да и как не отличить короткие частые удары от протяжного голоса колокола, который сзывал народ с полей?

Мужчины, похватав все подручное, которое пригодилось бы для обороны, ринулись к воротам.

Староста Ифантий оттолкнул руку брадобрея, сорвал с плеч полотно и побежал на улицу.

Отовсюду посыпалась ребятня. Путаясь в ногах у мужиков и получая тумаки, все же опередила взрослых и попряталась за ближними строениями ― чтоб не прогнали.

Близнецы Стась и Стаська притаились за громадным колесом телеги без лошади. Они еле переводили дух, но не от быстрого бега ― их одолели любопытство и тяга быть в самой гуще событий.

– Лиходейка… ― заговорил Оська. ― Сюда идет. Грома-а-адная… Несет что-то.

– Что ты мелешь, дурень? ― задыхаясь, сказал подоспевший после всех староста Ифантий. ― Лиходейка ― болезнь, а не баба. Хворых в поселище не пропустит стража. Пускай идут себе дальше. Их след огнем выжжем. Как впервой, пустая ты кочерыжка. Всех переполошил.

Оська не ответил. Обхватил голову руками, попытался успокоиться, но не вышло.

Он вовсе не был заполошным дурнем. Врачевал и холил скот так, что несколько животинок стали большим стадом. Мог выйти против рогатого медвебуя ― лесного великана, отличавшегося свирепостью и силой. Однажды, если б не охотники, зверь порвал бы Оську. А пастух, едва живой, оклемался за зиму и весной снова вернулся к коровенкам.

– Это не баба, ― вымолвил Оська и после недолгого молчания продолжил: ― Больше всех людей. То ли обожженная, то ли изъеденная коростами. Глаза полыхают красным, как у зверя. На руках когти. Изо рта ― дым с искрами. Вся в зеленой слюне.

Мужики недоверчиво переглянулись.

Стаська шепнула брату:

– Эта Лиходейка похожа на Ба-Гу.

Стась согласно кивнул. Сказочным страшилищем пугали детей, чтобы слушались. Может, пастух вдруг сделался таким, как те старики, которые под конец жизни превращались в сущих ребят.

– Да ты, Оська, никак страшный сон увидел? ― сказал кто-то из толпы.

Все засмеялись.

– На кого скотниц-то бросил? Мужик… ― раздался сердитый голос.

– С ними на лугах ничего не случится. А я в поселище за дегтем пошел, ― ответил уже оклемавшийся Оська. ― Гляжу: Лиходейка…

Дозорный на стене, который отчаялся привлечь к себе внимание, закричал.

Самые расторопные бросились к лесенкам, приставленным к смотровым оконцам в стене. Опоздавшие попытались стащить их со ступенек-перекладин. Но те, кто увидел что-то или кого-то за стеной, сами соскакивали, выпучив глаза. Побледневшие и испуганные вусмерть, спешили прочь ― к своим избам и семьям.

– Беда! Опасность, смерть!

Ифантий вклинился плечом в толпу мужиков у стены. Его подсадили на лесенку.

Все замолчали.

– Котел с горючкой! Нет, два! ― заорал Ифантий так, что его услышали, наверное, в каждой избе поселища.

Стась