С исчезновением имама с поверхности земли среди шиитов установился длительный период политического спокойствия и «благоразумного сокрытия», названного такия. Поскольку осуществление прямой политической власти обязательно подразумевало узурпацию божественной власти Махди, все правительства считались незаконными до его возвращения. В результате роль шиитских улемов была сокращена до позиции, незначительно большей по значимости, чем представители Махди, что иранский ученый Абдулазиз Саэдина назвал термином «живые иснады» – человеческие цепи передачи, ведущие к «скрытому имаму».

Это не означает, что не возникали шиитские правительства. В 1501 г. шестнадцатилетний эмир по имени Исмаил завоевал Иран и установил свою власть в качестве первого шаха, или короля, империи Сефевидов. Исмаил провозгласил веру шиитов-двунадесятников официальной религией Ирана и инициировал жестокий джихад против ислама суннитского толка как на своих землях, так и на территории соседней Османской империи. Джихад Исмаила против суннитов был пресечен несколько лет спустя османским султаном Селимом I, и, хотя это поражение, возможно, остановило продвижение шаха на османские территории, сам Иран изменился навсегда.

Шах Исмаил был невозмутим перед лицом аргументов против легитимности шиитского государства в отсутствие «скрытого имама». Он просто объявил себя долгожданным Махди, смело провозглашая при своем восхождении на престол: «Я сам Бог, сам Бог, сам Бог!»

Вскоре после того, как династия Сефевидов Исмаила подошла к концу в XVIII в., шииты-двунадесятники, все еще олицетворявшие «государственную религию» в Иране, вернулись к прежнему политическому квиетизму, побуждая аятолл воссоздать идеологию такии и воздерживаться от прямого вмешательства в управление династии Каджаров, которые сменили Сефевидов в XIX в., и династии Пехлеви, которые пришли на смену Каджарам в ХХ в.

Все это изменилось с приходом аятоллы Хомейни.

Холодным февральским утром 1979 г. сотни тысяч иранцев хлынули на улицы Тегерана, чтобы отпраздновать конец долгого, гнетущего правления Мохаммеда Реза Пехлеви, последнего шаха Ирана. В этой толпе в тот день были демократы, ученые, представители интеллигенции, получившие образование на Западе, либеральные и консервативные религиозные священнослужители, базарные торговцы, феминистки, коммунисты, социалисты и марксисты, мусульмане, христиане и евреи, мужчины, женщины и дети – всех объединяло презрение к деспотическому режиму, поддерживаемому американцами, который делал жизнь в Иране невыносимой для многих людей в течение стольких лет.

Толпа махала в воздухе кулаками, крича: «Смерть шаху!» и «Смерть тирании!». Озлобленные юноши собрались со всего города, чтобы поджигать американские флаги и распевать антиимпериалистические лозунги против сверхдержавы, которая чуть более двух десятилетий назад потушила первую попытку Ирана по проведению демократической революции. Эта революция произошла в 1953 г., когда та же коалиция, невероятным образом объединившая интеллигенцию, священнослужителей и базарных торговцев, смогла свергнуть иранскую монархию, но несколькими месяцами позже она была насильно восстановлена силами ЦРУ.

«Смерть Америке!» – кричала толпа, в песнях содержались предупреждения американскому посольству в Тегеране о том, что этой революции ничто не помешает, какова бы ни была ее цена.

В тот же день в толпе присутствовал другой, более существенный контингент демонстрантов, состоявший преимущественно из бородатых мужчин и покрытых черными чадрами женщин, которые шагали по улицам, выкрикивая имена мучеников Хасана и Хусейна и взывая о приближении Судного дня – пришествии Махди. Почти каждый в этой группе нес портреты и плакаты с изображением строгого, задумчивого священнослужителя, который за последние несколько лет стал главным голосом антиимпериалистического Ирана, – это был аятолла Рухолла Хомейни.

Рожденный в 1902 г. в уважаемой семье шиитских священнослужителей, Хомейни изучал право и богословие в признанных семинариях Наджафа и Кума. Он быстро поднялся на высоту сложной клерикальной шиитской иерархии, став муджтахидом в необыкновенно молодом возрасте (23 года), а затем достигнув титула аятоллы. Как и большинство иранцев, Хомейни обвинял слабовольную монархию Ирана в превращении страны в раба Великобритании в один день, а Америки – на следующий. Однако в отличие от других аятолл, которые настаивали на сохранении традиционного политического квиетизма, Хомейни беззастенчиво использовал свой моральный авторитет для участия в общественно-политических интригах. Его выступления в конце концов привели к аресту и ссылке в 1964 г.

Пятнадцать лет спустя, в 1979 г., Хомейни вернется в Иран преисполненным решимости ввести страну в новую эпоху – ту, которую почти никто в толпе тогда не мог предсказать. Действительно, менее чем через год после возвращения из ссылки Хомейни предаст остракизму, а затем казнит своих политических и религиозных противников – тех самых мужчин и женщин, которые осуществили эту революцию – и заменит переходное правительство воплощением своего личного идеала исламского государства. Государства, в котором только он имел высшую власть над всеми вопросами – гражданскими, правовыми и религиозными.

Но в то февральское утро никто не называл Хомейни факихом, «законоведом», – титул, который он в конечном итоге присудит себе как верховный лидер новообразованной Исламской Республики Иран. В то время Хомейни еще не раскрывал свои планы об абсолютном клерикальном правлении. Однако среди песнопений «Бог, Коран, Хомейни» был еще один титул, о котором по толпе разносилась молва как о секрете, который нельзя раскрывать. Хомейни, шептались люди, это Махди; он вернулся в Иран, чтобы восстановить ислам в его первоначальном состоянии совершенства.

Причины успеха хомейнизма – уместный термин для обозначения религиозно-политической философии, которая в конечном итоге сыграла главную роль в формировании Исламской Республики Иран, – многочисленны и слишком сложны, чтобы раскрыть их здесь подробно. Во многих отношениях Иранская революция 1979 г. была неизбежным завершением двух предыдущих народных революций – конституционной в 1905–1911 гг. и националистической в 1953 г. Обе были подавлены силами иностранных правительств (первая – российскими и, в меньшей степени, британскими войсками; вторая – как уже отмечалось, Соединенными Штатами Америки), которые хотели сохранить свою власть над природными ресурсами Ирана. К концу 1970-х гг. большинство иранцев так устало от коррумпированного и неэффективного правления иранского монарха Мохаммеда Реза Пехлеви, что еще одна революция была неизбежна.

Столкнувшись с почти полным отсутствием возможности для участия в политической жизни (шах ликвидировал партийную систему и отменил конституцию), бездумной экономической повесткой дня, которая способствовала рекордной инфляции, оперативной и бесполезной милитаризацией, а также широко распространенной утратой национальной и религиозной идентичности, духовенство страны, интеллектуалы, прослойка торговцев и почти все социально-политические организации в Иране – от коммунистов до феминисток – отбросили свои идеологические различия и объединились в антиимпериалистическом, националистическом восстании против коррумпированного монархического строя. Несмотря на то, как эти события преподносит пропаганда после революции, это ни в коем случае не было монолитным революционным движением, инициированным по воле аятоллы Хомейни с целью создания исламской теократии. Напротив, это были десятки разнообразных и порой противоречащих друг другу голосов, поднявшихся против шаха. Голос Хомейни, к лучшему или нет, был просто самым громким.