Успех Хомейни как политика и религиозного лидера был обусловлен пониманием того, что в стране с верой и культурой шиизма только символы и метафоры ислама шиитского толка могли бы обеспечить общий язык, на основе которого удалось бы мобилизовать массы. Превращая Иран в систему теократического правления, такой, какой он ее видел, Хомейни обратился к лучшему примеру в истории, который был ему доступен, – опыту Исмаила, правителя Сефевидов, который за пятьсот лет до этого создал первое шиитское государство, провозгласив себя Махди.

Конечно, Хомейни никогда не связывал себя с Божественным, никогда не заявлял он и о титуле Махди – это было бы сродни политическому самоубийству. Скорее Хомейни сознательно примерил на себя мессианскую харизму Махди и позволил своим последователям сделать собственные выводы. Как и все Махди до него, Хомейни объявил себя потомком имама Мусы и с большой готовностью принял мессианский титул «имам». Он умышленно ввязался в ужасную ирано-иракскую восьмилетнюю войну (1980–1988) с Саддамом Хусейном, позиционируя это как реванш за резню, учиненную над Хусейном и его семьей при Кербеле, хотя такая месть была исключительном правом Махди. Тысячи иранских детей, которые были брошены на линию фронта как минные тральщики, носили вокруг шеи «ключи к раю» и повязки, украшенные словом «Кербела», как напоминание о том, что они не боролись в войне за территорию, а шли по стопам мучеников.

Безусловно, самым очевидным связующим звеном между Хомейни и Махди стала доктрина вилаят аль-факих, «правление просвещенного». Особенности этой доктрины, в которой народный и божественный суверенитет объединились в единую форму правления, будут подробно рассмотрены в десятой главе. На данном этапе достаточно понять основную концепцию доктрины и ее место в политической и религиозной идеологии.

Хомейни утверждал, что в отсутствие Махди божественное правление могло исходить только от представителей скрытого имама на земле, то есть аятолл. Хомейни не был первым шиитским богословом, сделавшим такое заявление; похожая идея была сформулирована на рубеже ХХ в. политически настроенными священнослужителями, в числе которых были шейх Фазлолла Нури (один из идеологических героев Хомейни) и аятолла Кашани. Но доктрина вилаят аль-факих дала две потрясающие модификации традиционной доктрины шиитов. Во-первых, она подразумевала абсолютную власть, сосредоточенную в руках одного духовного лица, вместо нескольких квалифицированных клириков. Во-вторых, будучи доверенным лицом Махди, верховный священнослужитель обладал авторитетом, который был идентичен авторитету «скрытого имама». Иными словами, согласно этой доктрине, руководство Хомейни было, как и руководство Пророка и двенадцати имамов, непогрешимым и божественно вдохновленным.

Это было поразительное и радикальное религиозное нововведение в шиизме. Противостоя давним убеждениям о том, что шииты могут быть ведомы только Махди, когда он вернется из своего укрытия в духовном царстве, Хомейни утверждал, что вместо этого священнослужители должны быть ответственны за вступление в мессианскую эпоху путем установления и управления государством Махди для него. Доктрина вилаят аль-факих предполагала, что в отсутствие «скрытого имама», факих – высший правовед в государстве – должен нести ответственность за ведение и осуществление всех дел, которые были доверены имамам. И поскольку он был представителем Махди на земле, факих претендовал на абсолютное послушание народа.

Признаком большого разнообразия религиозной и политической мысли в шиизме послужил тот факт, что большинство других аятолл Ирана – включая наставников Хомейни, аятолл Боруджери и Шариатмадари, – отклонили доктрину вилаят аль-факих, утверждая, что ответственность мусульманских духовных лиц в современном мире заключается в том, чтобы сохранять духовный характер исламского государства, а не управлять им напрямую. Но что столь примечательно в личности Хомейни, так это его умение облекать свои богословские воззрения в форму популистской риторики того времени. Так он протянул руку влиятельным коммунистическим и марксистским фракциям Ирана, переформулировав постулаты традиционной шиитской идеологии в призыв к восстанию угнетенных масс. Он обхаживал светских националистов, снабжая свои речи аллюзиями на мифическое прошлое Ирана, преднамеренно скрывая детали своей политической философии. Он заявлял, что правительство должно управляться в соответствии с законами Бога во имя благополучия страны. Зачастую он не упоминал публично, что существование такого государства было бы невозможно, если бы не надзор со стороны религиозных лидеров.

Хомейни продолжал стоять на своем, когда аятоллы упрекнули его, что доктрина вилаят аль-факих просто заменила одну форму тирании другой. В итоге Хомейни доказал, что факих – не просто светский лидер; он – наследник «скрытого имама». Таким образом, он не управляет божественной справедливостью, он сам – божественная справедливость.

Когда аятоллы были запуганы достаточно, чтобы хранить молчание, а шиитское большинство Ирана всколыхнулось и стало готово к действиям, ничто не препятствовало Хомейни захватить контроль над переходным правительством. Прежде чем большинство иранцев осознали, на что они согласились, он использовал народный мандат для введения своих религиозных убеждений в политическую сферу, превратив Иран в исламскую республику и провозгласив себя первым факихом страны – высшей светской и религиозной властью.

Спустя три десятилетия теории Хомейни о «правлении просвещенного», или вилаят аль-факих, снова будет брошен вызов, и на этот раз не только некоторыми из числа высокопоставленных религиозных деятелей Ирана, такими как Великие аятоллы Мир Мохаммед Рухани, Сайид Хассан Табатабай-Коми, Юсуф Санеи и Хусейн Али Монтазери; последний, в частности, перед своей смертью в 2010 г. произнес знаменитые слова: «Даже у Пророка не было абсолютного вилаята аль-факих». Теория также подвергается критике со стороны новой плеяды молодых студентов семинарии, которые обучаются в религиозной столице страны Куме. Эти будущие религиозные лидеры никогда не были преданы традиционному (то есть дохомейнистскому) шиизму, но они остро осознают неспособность вилаят аль-факих привести к «совершенному государству», обещанному аятоллой Хомейни. Более того, они осведомлены о том, как иранская политизированная форма шиизма нанесла, вероятно, непоправимый ущерб восприятию большинством иранцев – 70 % из которых младше тридцати и поэтому они не помнят реалии дореволюционного Ирана – религии в целом и ислама в частности.

Однако, безусловно, самый значимый вызов хомейнизму исходит из-за пределов Ирана – с территории соседнего Ирака. Война 2002 года, развязанная США с целью сместить Саддама Хусейна, имела несколько неожиданный эффект освобождения другой крупной шиитской школы права в священном городе Ирака Эн-Наджаф. Возглавляемая родившимся в Иране Великим аятоллой Али аль-Систани, человеком, которого многие считают главным аятоллой в мире, школа в Эн-Наджафе провозглашает более традиционную, аполитичную интерпретацию шиитского ислама. Теперь, когда он освобожден от жесткого гнета со стороны Саддама Хусейна, Эн-Наджаф стал распространять свое влияние через границу в Иран. Ученики Систани наводнили семинарии Кума, в то время как сам Эн-Наджаф принимает постоянный поток иранских студентов, желающих изучать версию шиитской теологии, незапятнанную политической философией Хомейни.