полные права развития своих национальных языков и культур, поскольку это обогащает культурную жизнь страны в целом и отвечает «ленинской национальной политике». Соответственно, гражданам Венгрии нельзя оставаться равнодушными к положению венгров, живущих в других странах; культурные узы с зарубежными венграми необходимо сохранять и развивать. Впервые после установления в 1948 г. в стране коммунистической диктатуры было официально и прямо заявлено, что культура венгерской диаспоры в странах Дунайско-Карпатского региона является неотъемлемой составной частью венгерской культуры и Венгрия считает своим долгом заботиться о ней. По сути дела, в этой статье обрела очертания новая культурно-идеологическая платформа, сформировавшаяся под влиянием национальной интеллигенции, далеко не всегда приверженной коммунистическим идеалам.

В ноябре в Будапешт вновь приехал с рабочим визитом Никулеску-Мизил, в то время один из ближайших соратников Чаушеску[515]. Поскольку острота в отношениях соседних государств к тому времени заметно уменьшилась, стороны не так старательно избегали обсуждения спорных проблем. Ситуация в Чехословакии и вокруг нее уже не была в центре внимания переговоров. Никулеску подробнее обычного говорил о положении в самой Румынии, назвав вопрос об административно-территориальной реформе уже решенным, а формы приобщения «венгероязычных румын» к культуре на родном языке и их представительство в общественно-политической жизни своей страны – внутренним делом румынского государства. Венгерская сторона призывала к расширению не только экономического, но и культурного сотрудничества двух стран, обязавшись при осуществлении культурных связей с венграми Румынии не предпринимать ничего в ущерб властной монополии румынской компартии. С румынской стороны часть конкретных предложений была принята, в том числе о регулярных встречах историков двух стран. Противодействие по понятным причинам вызвало предложение о расширении связей по линии союзов писателей в интересах развития венгероязычной литературы Трансильвании – такие связи легче всего могли выйти из-под контроля румынских идеологических структур и поставить часть творческой интеллигенции под доминирующее влияние Будапешта.

Несмотря на некоторые позитивные результаты ноябрьских встреч, в Будапеште не питали надежд на принципиальные подвижки в венгеро-румынских отношениях, учитывая неизменность общей линии румынской компартии, пользующейся широкой общественной поддержкой. «Нынешний курс румынского руководства основывается на конъюнктурном использовании разногласий в международном коммунистическом движении, и пока существуют эти разногласия, объективно сохранится основа для проведения „особого курса“. Нереально надеяться, что в ближайшее время произойдут какие-либо изменения в националистической политике РКП и СРР», – говорил венгерский дипломат в Бухаресте своему советскому коллеге в январе 1969 г.[516] А поскольку рассчитывать на изменения не приходилось, оставалась в силе и выработанная в 1968 г. венграми установка на откровенное выражение позиции по спорным вопросам. 16 февраля 1969 г. в центральной газете «Magyar Nemzet», особенно популярной среди венгерской интеллигенции, публикуется статья с обстоятельным критическим анализом некоторых тенденций в общественной жизни современной Румынии. В ней выражалось недоумение в связи с идеализацией в печати ряда крайне правых идейных течений в румынской духовной культуре межвоенного периода. Создание Румынского совета трудящихся венгерской национальности было оценено положительно, и вместе с тем отмечена непроясненность его функций и круга полномочий. Во избежание ответных демаршей в венгерском МИД своевременно заверили румынского посла, что статья публикуется в дискуссионном порядке, не отражает официальной точки зрения, а лишь демонстрирует терпимость к многообразию мнений, бытующих в социалистическом обществе. Публикация такого рода статей могла осложнить отношения с соседями, однако близкие к власти круги были больше озабочены укреплением общественной поддержки режима изнутри. Демонстрация неравнодушия к положению соотечественников за рубежом была важным шагом на этом пути.

Главное внимание в мировом коммунистическом движении в эти месяцы было приковано к новому витку обострения советско-китайских противоречий. Румынская компартия, по-прежнему пытавшаяся занимать равноудаленную позицию в споре двух коммунистических держав за влияние в мире, в отличие от КПК (а также влиятельного СКЮ) дала-таки согласие принять участие в запланированном на июнь 1969 г. большом московском совещании компартий. В марте в довольно нервозной международной обстановке, на фоне советско-китайского вооруженного конфликта на острове Даманский, в Будапеште широко отмечалось 50-летие Венгерской советской республики 1919 г. Поскольку этот коммунистический эксперимент был пресечен военными усилиями прежде всего румынской армии, эти празднества не могли не диссонировать с отмеченным с немалой помпой всего за 3 месяца до этого юбилеем создания 1 декабря 1918 г. Великой Румынии вследствие соединения Трансильвании со Старым королевством. Как бы то ни было, СРР не склонна была отклонять приглашение венгров, а ее делегацию возглавил видный функционер венгерского происхождения Янош Фазекаш (после ухода в 1968 г. из Политбюро, а затем и кончины Александру Могиороша самый сильный в Бухаресте лоббист интересов трансильванских венгров). В кулуарах будапештских торжеств Фазекаш, в 1950-е гг. возглавлявший парторганизацию ВАО, доверительно жаловался венгерским друзьям на засилье румынского национализма в его родной стране. Это было воспринято в Будапеште как знак того, что следует активнее выступать в защиту трансильванских соплеменников. Весной 1969 г. в венгерской партийной элите обсуждаются идеи о возможном публичном заявлении в связи с нерешенностью проблемы венгерского национального меньшинства в Румынии, о начале работы историков над комплексным трудом по истории Трансильвании, отражающим именно венгерский взгляд на прошлое этого края (этот проект был реализован только в 1980-е гг., вызвав новый венгеро-румынский конфликт), и даже об апелляции к мировому общественному мнению через западную прессу[517]. Один из крупнейших писателей Венгрии Дюла Ийеш, в свое время вызвавший гнев Кадара своей парижской пресс-конференцией, о чем сказано выше, теперь уже с полного согласия властей публикует 6 июля в «Nepszabadsag» эссе, лейтмотивом которого явился призыв к политикам и деятелям культуры проявлять ответственность за судьбу венгров, живущих за пределами государственных границ, знать их чаяния и надежды, защищать их интересы.

Незадолго до этого на большом московском совещании компартий в июне 1969 г. Чаушеску в своем выступлении сделал акцент на необходимости установить реальное равноправие социалистических стран, как больших, так и малых. Со стороны представителей ряда компартий звучала критика внешней политики Румынии, но отнюдь не ее внутренней составляющей. С точки зрения внутренних процессов Венгрия с ее экономическими реформами вызывала в Москве больше подозрений и недоуменных вопросов, чем Румыния[518]. И в окружении Кадара это хорошо понимали! На Западе же к венгерским реформам стали проявлять некоторый интерес, фактически только когда они начали сворачиваться. Таким образом, расчет венгров на лояльность Москве как условие проведения внутренних реформ оказался, как отмечалось выше, иллюзорным.

1969 г. прошел под знаком дальнейшего усиления венгеро-румынских расхождений по многим пунктам. Для Румынии с ее растущими международными амбициями (в августе в знак уважения к ее независимой политике Бухарест удостоил своим приездом президент США Р. Никсон, и это было первое после войны посещение американским президентом коммунистического государства) венгерское направление во внешней политике не было