как можно с оружием в руках выступить против войск Варшавского договора, официально оставаясь в нем, совершенно абсурдно и непонятно.

В заключительных словах манифеста содержится очень важная идея о преемственности чешской демократической традиции с идеями социализма, которые надо воплощать в жизнь совсем не так, как это сделали коммунисты, их дискредитировавшие: «У нас есть общее дело, рабочее название которого – социализм; нужно дать ему форму, которая будет лучше отвечать нашей когда-то доброй славе и тому относительно хорошему мнению, которое мы имеем сами о себе». Здесь четко позиционируется чешская историческая традиция, историческое самосознание, национальная идентичность, самоуважение чешской и словацкой наций, чего не было и не могло быть по определению у западных левых в 1968 г.

Проведем сопоставление «Пражской весны» и событий в Европе в 1968 г. по некоторым основным пунктам.

Есть общая основа – борьба с отжившим старым, мешающим прогрессивному демократическому развитию.

Что предлагается взамен?

Чехословакия: свобода слова, истинная демократия, истинный социализм, элементы рабочего самоуправления и мелкий частный сектор в экономике (реформы Оты Шика).

Запад: отрицание социализма как части старого враждебного буржуазного социума, т. к. социализм в лице его партий стал формой «официальной оппозиции», поэтому дальнейшее прогрессивное развитие общества возможно только на началах анархизма, нигилизма и самоуправления (общинности) как выражения «истинной свободы». Средство достижения – бунт, общественные беспорядки, парализующие функционирование учреждений.

Чехословацкая оппозиция отрицала анархию как чисто разрушительную силу, противопоставляя ей народный демократизм, способный мирными легальными средствами оказывать давление на партийно-государственные власти.

Общим был тезис о моральной деградации старого общества, о его лживой морали, об узурпации власти группой истеблишмента, о необходимости прихода к власти молодых сил, свободных от старых политических стереотипов.

Запад: тотальная свобода, нигилизм, отрицание всех авторитетов.

Чехословакия: либерализация существующего режима, возвращение к «истинному наследию» признанных авторитетов, к национальной демократической традиции.

Чехословакия: создание небольшого и контролируемого частного сектора в экономике.

Запад: существующие частная собственность, концерны и корпорации должны быть демократизированы и социализированы. Таким образом западные левые шли к тому, от чего чехи хотели отойти.

Запад: сексуальная революция, самая значимая за всю историю Европы, т. к. открыто реабилитировала и утверждала ценность телесной любви и секса в его различных проявлениях.

Чехословакия: официальное допущение эротики в искусстве и частично в СМИ и кино.

Общим явлением можно считать «киноподготовку» 1968 г.: «новая волна» французского и чехословацкого кино. При совпадении многих элементов в чехословацкой «новой волне» намного рельефнее проявилась социальная, психологическая и формальная специфика, выражавшаяся в насыщении социальностью исходной французской формы, как это произошло в начале XX в. с чешским кубизмом, в особенности в творчестве Йозефа Чапека. Не «чистая экзистенция» а-ля Жан-Поль Сартр, а существование маленького человека во враждебном ему социуме, детерминированное не только бытием как таковым, но и конкретикой существования. Но общим оставался сартровский принцип «существование прежде сущности».

Если для французских левых бунт является экзистенциальной ценностью и перманентным состоянием, то для чешских оппозиционеров (причем различных направлений), напротив, эволюция представляется как путь органического совершенствования общества, что отсылает к идеям Масарика. Причем такому постепенному совершенствованию должен подвергнуться и коммунистический тоталитаризм, который со временем заменится на социально-демократическое устройство общества. Очень важно отметить, что чехословацкая модель «социализма с человеческим лицом» мыслится как синтез всех положительных качеств социалистической и западной либеральной систем. В идеале должен произойти переход к конвергенции (по Гэлбрейту). Чехия, это «сердце Европы», вновь, как при гуситах и Масарике, становится центром истинной демократии в исконном, древнегреческом значении этого слова. Тем самым чешский демократизм вновь становится выше и советской модели, и западного либерализма, что означало возрождение идеологемы чешского гуманизма и демократизма, сформулированной еще Масариком в конце XIX в. и ставшей затем, после создания независимой Чехословакии в 1918 г., основной, базовой официальной идеологической доктриной государства. Это же «возвращение к чешскому идеалу», не удавшееся в 1968 г., будет фигурировать в идеологии начала «бархатной революции» в 1989 г.

Как известно, Запад на деле не поддержал «Пражскую весну – 68», а западные левые показали свое непонимание процессов, происходивших в чехословацком обществе. Ведущие компартии Запада осудили на словах советское вторжение, но активно не поддерживали стремление к «социализму с человеческим лицом», т. к. они сами в основе своей идеологии имели тоталитарно-советскую матрицу и стремление к власти или к активному участию в ней. Лишь Роже Гароди отмежевался и в знак протеста вышел из ЦК Коммунистической партии Франции. Его эстетическая теория «реализма без берегов» оказала значительное влияние на чешскую эстетику, литературу и искусство и привела к «реабилитации» творчества Франца Кафки в чешском культурном сознании. В 1968 г. в замке Либлице, что в 40 км от Праги, прошла очередная посвященная Кафке конференция. (Первая состоялась в мае 1963 г. и стала отражением новых веяний в культурной жизни страны.) Умберто Эко, будущая европейская знаменитость, тогда весьма лево настроенный, посетив Прагу летом 1968 г., негативно оценил «Пражскую весну», обозвав ее «швейковиной». Для него это гротескная буза, высмеивание существующего режима без четкой позитивной альтернативы, подрыв стабильности того режима, который обеспечивал в целом нормальное существование государства и народа. Поэтому Эко с пониманием отнесся к советскому вторжению[525].

Из приведенного материала можно сделать довольно простые выводы. «Пражская весна» хотела реализовать некоторые элементы западной системы, от которых решительно отмежевывались и которые хотели отправить на свалку истории западные (прежде всего французские) левые радикалы. «Пражская весна» апеллировала в первую очередь к чешским национальным демократическим ценностям. Протест на Западе принял формы нигилизма, бунта, ниспровержения устоев в стремлении к тотальной свободе, оборачивавшейся насилием. Общее стремление, свойственное всем «шестидесятникам», перейти от плохого старого к хорошему новому реализовывалось по разным моделям и с помощью разных тактик. Смогла бы реализоваться чехословацкая модель «социализма с человеческим лицом» как высшая форма истинной демократии, навсегда останется риторическим вопросом.

Элла Григорьевна Задорожнюк

Итальянские коммунисты и реабилитация Александра Дубчека (По материалам архивов)

Имя Александра Дубчека (1921–1992) неразрывно связано с модификацией социалистической идеи, получившей конкретное воплощение в Чехословакии в идеологеме «социализм с человеческим лицом»[526]. Поэтому не случайно начиная с 1968 г. ее «архитектор» находился в поле зрения коммунистических партий в странах как социалистического содружества, так и Западной Европы. После краха Пражской весны как раз они, в частности лидеры Итальянской коммунистической партии (ИКП)[527], постоянно ставили вопрос о реабилитации Дубчека. В немалой степени потому, что идея «социализма с человеческим лицом» в той или иной степени коррелировала с идеями еврокоммунизма, которые в этот период продолжали разрабатываться итальянскими коммунистами[528]. В свою очередь, большинство компартий стран социалистического содружества, и в первую очередь КПСС, считали реабилитацию Дубчека[529] не только невозможной в силу