– Почему? – запротестовал Дермот. – Поведали.И не один человек, а несколько.

– Да. – Мисс Марпл кивнула. – И все-таки выэтого не знаете, потому что лично вам Хитер Бэдкок этого не сказала.

– И не могла сказать – когда я сюда приехал, она былауже мертва, – сказал Дермот.

– Именно, – согласилась мисс Марпл. – Вызнаете только, что она была больна, но поднялась с постели и отправилась накакое-то торжество, где встретилась с Мариной Грегг, говорила с ней, попросилаавтограф и получила его.

– Правильно. – В голосе Крэддока послышалосьлегкое раздражение. – Все это я слышал.

– Но вы не слышали ключевую фразу, потому что никто непридал ей значения, – сказала мисс Марпл. – Хитер Бэдкок лежала впостели… с коревой краснухой.

– С коревой краснухой? Но что, черт возьми, в этомтакого ключевого?

– Вообще-то это легкое заболевание. Его почти нечувствуешь. Появляется сыпь, которую нетрудно скрыть с помощью пудры, тебяслегка лихорадит, но ничего особенного. Вроде ты и чувствуешь себя неплохо, ииз дому можешь выйти, и с людьми пообщаться, если есть желание. Еще разповторяю – никто не обратил внимания на то, что речь шла именно о коревойкраснухе. Миссис Бэнтри, к примеру, сказала мне, что Хитер лежала в постели толи с ветряной оспой, то ли с крапивницей. Присутствующий здесь мистер Раддназвал грипп, но он, конечно, сделал это намеренно. Я же считаю, что ХитерБэдкок сказала Марине Грегг вот что: у нее была коревая краснуха, но она подняласьс постели и пошла на встречу с Мариной. И в этом – ключ ко всему, потому чтокоревая краснуха – штука исключительно заразная, понимаете? Подхватить ееничего не стоит. Но у этой болезни есть одна особенность. Если женщиназаболевает ею в первые четыре месяца… – следующее слово мисс Марплпроизнесла со стыдливым благонравием, – м-м-м… беременности, последствиябывают донельзя серьезными. Ребенок может родиться слепым или умственноотсталым. – Она повернулась к Джейсону Радду: – У вашей жены, мистер Радд,родился умственно отсталый ребенок, правильно? И она так и не пришла в себя отэтого потрясения. Она очень хотела иметь ребенка, и, когда он наконец появился,случилась такая трагедия. Ваша жена не забывала о ней никогда, не позволяласебе забыть, эта трагедия въелась в нее как глубокая язва, стала для неенастоящим наваждением.

– Вы совершенно правы, – подтвердил ДжейсонРадд. – Где-то в начале беременности Марина подхватила коревую краснуху, ивпоследствии доктор сказал ей, что умственная отсталость ребенка объясняетсяименно этим. Что никакой дурной наследственности или чего-то в этом роде нет.Доктор думал, что таким образом облегчит ее страдания, но легче ей не стало.Она так всю жизнь и не знала, когда и от кого ей передалось это заболевание.

– Почти всю жизнь, – поправила его миссМарпл. – Но однажды по этим ступеням поднялась совершенно незнакомая ейженщина и рассказала об этом… Да не просто рассказала, а при этом вся сияла отрадости! Она явно гордилась тем своим поступком! Считала, что проявила силудуха, мужество и изобретательность, когда поднялась с постели, наложила на лицокосметику, пошла на встречу с актрисой, от которой была без ума, и дажеполучила у нее автограф. Она ведь хвасталась этим всю жизнь. Хитер Бэдкокникому не хотела навредить, никогда, но люди, подобные ей (и моей старойподруге Элисон Уайлд), способны причинить много вреда, потому что они – нет,недобрыми их назвать нельзя, добротой они как раз наделены, – потому чтоони не в состоянии прикинуть, как их поступки могут отразиться на других. ХитерБэдкок всегда прикидывала, чем тот или другой поступок обернется для нее, аостальное ее совершенно не занимало.

Мисс Марпл чуть кивнула, как бы соглашаясь с собственнымимыслями.

– Вот она и умерла, а причиной стал пустяк из ее прошлого.Можете себе представить, что пережила Марина Грегг в минуту их встречи! Думаю,мистер Радд очень хорошо это понимает. Все эти годы в ней, я думаю, тлеланенависть к неизвестному человеку, ставшему причиной ее трагедии. И вдруг этотчеловек – женщина! – оказывается перед ней лицом к лицу. Женщинарадостная, веселая, довольная собой. Для Марины Грегг это было чересчур. Имейона время подумать, успокоиться, расслабиться и отвлечься… но она не дала себеэтого времени. Перед ней стояла женщина, отнявшая у нее счастье, отнявшая разуми здоровье у ее ребенка. Наказать ее! А еще лучше – убить! К сожалению, орудиеубийства оказалось под рукой. Она носила с собой это знаменитое средство,«Калмо». Довольно опасное средство, потому что стоит превысить дозу… Совершитьубийство оказалось очень легко. Она опустила лекарство в свой собственныйбокал. Если бы кто и заметил, что она это сделала, наверняка не придал бы этомузначения, решил бы, что она хочет себя взбодрить или, наоборот,успокоиться, – к этому все привыкли. Возможно, один человек все-такизаметил, хотя сильно сомневаюсь. Я говорю о мисс Зелински, но могло статься,что она просто догадалась. Свой бокал Марина Грегг поставила на столик и тут жетолкнула Хитер Бэдкок под локоть, и та расплескала свой коктейль на новоеплатье. И тут в этой истории возник некий ребус, а почему? Потому что некоторыелюди не умеют пользоваться личными местоимениями.

Помните, – обратилась она к Дермоту, – я вамрассказывала про горничную, которая путалась, когда по телефону ее просиличто-то передать? Здесь вышло что-то похожее. Я знала лишь то, что Глэдис Диксонсказала Черри – а именно ее беспокоила судьба платья Хитер Бэдкок, на котороевыплеснулся коктейль. Но странная штука, сказала Глэдис, она вроде бы сделалаэто нарочно! Так вот, «она», на которую ссылалась Глэдис, была вовсе не ХитерБэдкок, это была Марина Грегг! Глэдис сказала: «Она сделала это нарочно!» Тоесть Марина Грегг толкнула Хитер Бэдкок под локоть. Не случайно, а вполненамеренно. Мы знаем, что она стояла совсем рядом с Хитер, потому что отерлаплатком не только платье Хитер, но и свое, а уже потом сунула Хитер свойкоктейль. Это, если вдуматься, – мисс Марпл словно размышлялавслух, – было блестящее убийство, просто блестящее. Понимаете, оно былосовершено под влиянием момента, без всякой паузы на обдумывание, подготовку.Она захотела, чтобы Хитер Бэдкок умерла, и через несколько минут та быламертва. Скорее всего, Марина Грегг даже не поняла серьезности того, чтосовершила, наверняка не осознала, какой опасности подвергает при этом себя.Зато все это она поняла и осознала потом. И ее охватил страх, кошмарный страх.Она боялась, что кто-то видел, как она подсыпала отраву в свой бокал, какнамеренно толкнула Хитер Бэдкок под локоть, что кто-то обвинит ее в отравленииХитер Бэдкок. Она увидела только один выход из положения – представить делотак, будто убить хотели ее, будто предполагаемой жертвой была она. Первым, комуона подбросила эту мысль, был доктор. Однако она велела ему не говорить об этоммужу – видимо, знала, что мужа провести не удастся. Она вытворяла нечтонемыслимое. Писала себе записки и умудрялась находить их в самых неожиданныхместах в самое неожиданное время. Подсыпала отраву в свой собственный кофе настудии. Собственно, раскусить ее игру было достаточно просто, задумайсякто-нибудь над этим всерьез. И один человек ее раскусил.