– Доброе утро, муженек, – промурлыкала она.

– Ханна…

– Ты хорошо спал? Потому что я не спала. Что-то не давало уснуть до самого рассвета.

– Ханна.

– Почему ты ушел так быстро? – Она капризно выпятила губу. – Я надеялась, что мы сможем…

Она красноречиво заерзала. Несмотря на все несчастья, его плоть немедленно восстала. Может, и не вовремя. А может… может, их объятия прогонят панику, тревогу, холод…

– Что это? – спросила она, взяв у него письмо.

– Это пришло, пока мы были в отъезде. От Кейтнесса.

– О, вот некстати! – сказала она, наморщив нос.

– Прочти.

Что-то в его голосе, исполненном усталого отчаяния, привлекло ее внимание. Она сосредоточилась на письме. Александр понял, когда она дошла до главного, потому что все ее тело напряглось. Она скомкала письмо в кулаке. Он отобрал у нее письмо и разгладил.

Ханна вскочила и принялась мерить шагами комнату.

– Этот осел. Этот подонок. Этот…

Она не находила слов.

Он думал, что она способна на большее. Но, прочитав письмо Кейтнесса, и он потерял дар речи.

– Говорить с тобой так снисходительно…

– Это письмо.

– Писать тебе в таком тоне! Словно ты неразумное дитя, которое следует просветить. О, я с удовольствием задала бы ему трепку!

Да. Письмо было покровительственным. Но это не самое худшее. Кейтнесс приезжает сюда поговорить с Александром. И, вероятно, обсудить огораживание. Огораживание, от которого Александр отказался.

Вряд ли встреча будет дружеской. Вне всякого сомнения, герцог будет… недоволен им.

– Возможно, следует уведомить слуг о его приезде, – заметил Александр.

Ханна выхватила письмо и перечитала.

– Он не сказал, когда приедет.

– Думаю, скоро.

– Нужно подготовиться. – Она негодующе выпрямилась. Но вместо того чтобы немедленно спуститься вниз и собрать слуг, Ханна уселась рядом и сложила руки на коленях. – Что будем с этим делать?

– Делать? – Александр вскинул брови. – Что делать с возможным несчастьем?

Воинственно блестя глазами, Ханна побарабанила пальцами по губам.

– Лучше всего будет показать ему истинные последствия огораживания, не находишь?

– Показать ему…

О чем она говорит? Разве они оба не прочитали это письмо? Кейтнесс явится не для того, чтобы вести переговоры.

Ханна поднялась и снова стала бродить по комнате.

– Бедняга всю жизнь провел в Лондоне. Сомневаюсь, что он представляет, какие опустошения способна произвести эта политика. Как он может этого требовать?

– Жадность – сильнейшее побуждение к действиям.

Ханна нахмурилась.

– Но если он увидит, что означает огораживание для обездоленных людей, поговорит с теми, кого коснулось это несчастье, осознает, что это кинжал в сердце всей Шотландии, он наверняка передумает.

Ее наивность просто восхитительна! Но она никогда не встречалась с Лахланом Синклером. И понятия не имеет, какой он бессердечный негодяй.

– Он носит кружево, Ханна!

– Кружево? – Она скорчила смешную рожицу.

– Да.

– Так в этом и проблема! Нужно переодеть его в килт! Кто не полюбит Шотландию, если будет одет в платье Старой Галлии? – Она с забавной яростью вновь заметалась по комнате. – Начнем с сирот.

– С… сирот?

– Сирот, которые стали таковыми из-за огораживания, – выпалила она свирепо. – Какой человек, обладающий душой, сможет смотреть в их глаза и не посочувствовать несчастным детям?

– При условии, что у него есть душа.

– Конечно, есть! А если он не будет тронут, запрем его в одной комнате с Ланой…

– Не думаю, что это так уж мудро.

– И она скажет ему, что его предки думают об этих усовершенствованиях.

Возможно, ночь, проведенная без сна, как-то повлияла на разум Ханны, но Александру ее идея неожиданно понравилась.

– Когда мы разговаривали в последний раз, он казался одержимым призраками.

– Превосходно! Потому что, скажу я тебе, древние шотландцы в гробах переворачиваются из-за этой новой политики.

– Ты говоришь это мне?!

Хотя она была крайне взволнована, все же остановилась и послала ему покаянный взгляд.

– Лана скажет тебе то же самое. Главное, Александр, мы сможем его убедить. Я уверена.

– Ты читала это? – бросил он, помахав письмом.

– Разумеется.

– Он не кажется… сговорчивым.

Ни в малейшей степени.

Ханна вызывающе подбоченилась и пригвоздила его к месту яростным взглядом. Но эта ярость была прекрасной. Потому что подогревалась решимостью идти в битву… за него.

– Мы убедим герцога. Я знаю это. Но как бы я ни хотела провести с тобой утро, любимый, я должна заняться делом. Нам много всего нужно подготовить, а времени совсем нет.

Александр ничего не ответил, лишь посмотрел ей вслед – она уже бежала к двери, шелестя юбками.

Он не мог. Не мог выговорить ни слова. Она назвала его любимым. Лучшего и более сладостного момента в его жизни не было.

Ханна была уверена, что ее план сработает. Убеждена, что сумеет изменить мнение герцога.

И придерживалась этого убеждения, пока не увидела его. А увидев, вдруг осознала все опасения Александра.

Ранним утром прискакал гонец с объявлением, что кортеж герцога совсем близко. Ханна встретилась с мужем у ворот, где тот стоял, чтобы приветствовать сюзерена. Александр, как все его люди, надел килт. При виде мужа сердце Ханны сжалось. Он был так красив в праздничном наряде!

Она разгладила рубашку у него на груди, поправила спорран и подняла глаза.

– Все будет хорошо, – прошептала она.

Он обнял ее за плечи.

– Конечно.

Но когда позолоченный экипаж остановился перед воротами и лакеи поспешили помочь герцогу спуститься, оптимизм Ханны заметно увял.

Перед ней стоял настоящий денди. И к тому же английский денди.

На нем был совершенно смехотворный наряд. Белые лосины выглядели так, словно были нарисованы на ногах. Кроме того, он явно носил гульфик. Все это дополнялось розовым фраком с блестящими пуговицами. Сапоги были хороши, если не считать развевавшихся на солнце кисточек. Как и предупреждал Александр, кружева были повсюду. Повсюду! И на нем был галстук.

Ханне никогда не нравились галстуки. Они казались ей неестественными. И этот тоже: так туго затянут, что герцог едва мог двигать головой – движения были резкими, дергаными, как у испуганной птицы. Он оглядывался, непрестанно моргая. Словно сам удивлялся, как это вдруг оказался в подобном окружении.