спала, потому что всю мою одежду «утилизировали». Отдали только рюкзак с пустой банкой от витаминов, в которую мы набирали воду про запас, и рюкзак Альфы со всем остальным. Его одежду тоже утилизировали, хорошо ещё, что не его самого.

Отец Альфы выглядит добрым человеком, по крайней мере, мне так кажется. Да и разве мог кто-то подлый или некрасивый внутри подарить миру такого сына, как Альфа?

- Отдохнула немного?

Вообще-то, всю ночь проспала, пока ехали.

- Да.

- Хорошо.

В ногах валяется бумажный пакет с остатками ужина. Я тянусь к нему даже не потому что проголодалась, а скорее из привычки есть про запас, когда имеется такая возможность.

- Сейчас заедем в какой-нибудь ресторан у дороги - хоть я и не фанат подобных мест, как ты знаешь… – но, по крайней мере, закажем что-нибудь горячее.

- Да, пожалуйста.

Мы едем молча до самого ресторана, а это около получаса, и ем я тоже в тишине. Он почему-то не ест, только дважды кофе отпил из своего стакана. Меня удивляет его спокойствие и молчание: разве не нужно отцу, как воздух, знать, что случилось с его сыном?

- Извините… - набравшись, наконец, смелости, обращаюсь я к нему. – Мне совсем ничего не говорили там, в больнице, а вам сказали?

От того, как тяжело и как глубоко он вздыхает, мне становится понятным, почему он не ест. Наверное, по всем тем же причинам, что и оголодавшая я не могла глотать кукурузу и мясо в соусе всё то время, что была в больнице. Однако я ем теперь – когда он рядом. Не то чтобы у Альфы и его отца было много общего - они безусловно разные люди, но вот что несомненно идентичное – исходящая от обоих энергия, эдакий эфир, приносящий умиротворение.

- Не говорили, потому что не знали, что сказать, - отвечает, наконец, он.

- Как это?

- Им не известно, что с ним.

- Как же так?

- Он не приходит в себя, а должен. Ну, во всяком случае, исходя из того, что им удалось диагностировать. Поэтому мы приняли решение перевезти его в другую клинику в надежде, что это выяснят до того, как будет слишком поздно.

Слёзы накрывают без предупреждения. Почему-то мне думалось, или хотелось думать, что само появление этого человека – уже гарантия того, что всё будет хорошо.

- Значит, Альфа не в порядке…

- Альфа?

Он даже брови поднимает от удивления. Ну конечно, этого следовало ожидать: как ни старайся, всё равно проговоришься, если называл человека так в течение столь продолжительного времени. Да всю мою сознательную жизнь, получается, потому что остальное, за исключением нескольких воспоминаний, я не помню.

- Ах да, - улыбается, - точно, у вас же у всех амнезия, следовательно, и у него тоже… но Альфа… - его разбирает смех. - Почему именно Альфа?

- Ну… как почему. Потому что впереди всех. Да командовал он просто с самого начала, ну, по крайней мере, с того момента, как я его помню.

- И никогда не переставал?

- Что именно?

- Командовать.

- Нет. Конечно, нет.

- На него это очень похоже, - улыбаясь до ушей, признаётся отец Альфы.

Его глаза были уставшими и красными с момента нашей встречи, а сейчас выглядят влажными, как бы он ни старался это скрыть.

Вскоре он перестаёт смеяться и умолкает на время, погрузившись, очевидно, в свои мысли. Страшно представить, как много может их быть у человека его возраста, да ещё если этот человек владеет всей своей памятью, всеми событиями, которые произошли с ним или с теми, кого он знал, всеми своими чувствами, однажды пережитыми.

- Вы вместе? – внезапно спрашивает.

- В каком смысле?

- Как мужчина и женщина. Как части целого… Как пара?

- Ах это… Да. Конечно, да, - часто-часто киваю я.

Подумать только, теперь в моей голове не укладывается даже сама мысль о том, что мы могли бы быть и порознь или, не дай бог, с кем-нибудь другим. У меня аж мороз по коже.

- А как вы друг друга… я не знаю, вычислили? Нашли?

- Ну… как-то.

Я пожимаю плечами. Хм. А действительно, как? Как так вышло, что из десяти я выбрала именно того, кого… должна была выбрать? Как из десяти смелых и красивых девушек, а главное, среди настойчиво и открыто в нём заинтересованных, он разглядел тайно влюблённую меня? Да, я была влюблена в него с самого начала, причём тайно не только от всех, но и от самой себя.

Отец снова улыбается. Очень широко.

- Хорошо, - говорит.

Он так и ведёт машину с улыбкой, прилепившейся к нему как будто намертво.

- Почему вы улыбаетесь? - не выдерживаю.

- Как почему? А разве можно не радоваться магии? Она ведь завораживает не только тех, кто в сказке, но и тех, кто рядом, кто всего лишь свидетели… волшебства!

У Рэйчел было такое же лицо, когда она вечно подначивала меня по поводу Альфы. Неужели же то, что оказалось тайным для меня, было таким очевидным для окружающих?

Я краснею. Хоть бы он не заметил.

- Но… ведь всё же будет хорошо? Как вы думаете? Может, ваш… опыт что-нибудь подсказывает?

Он перестаёт улыбаться и поджимает губы. Несколько раз перемещает ладони по рулю, словно ищет удобное положение, но никак не может найти.

- Он что-нибудь говорил тебе… о снах?

- Каких снах?

- Снах, которые ему снились. Может быть… ваше будущее или хотя бы только его будущее. Что-нибудь такое снилось ему?

Ни разу за всё время. Ну, во всяком случае, мне он не признавался, а так, может, и снилось.

- Нет.

Отец вздыхает и снова сдвигает руки по рулю.

- Но мне снилось, - решаюсь добавить.

- Да? И что же?

- Да полно всего. Мне вечно что-нибудь снится. Иногда я не могу понять, было это на самом деле или всего лишь игра моего дрейфующего сознания.

- А было ли что-нибудь такое… из-за чего ты распереживалась во сне так, будто всё происходило наяву?

- Было. Снилось, будто бы я мама маленького мальчика со светлыми волосами. Снилось, что он должен был утонуть, но я его вовремя спасла, и он точно не умер, но был близок к тому.

Его рот снова растягивается до ушей, даже глаза сощуриваются. Вечность спустя, когда я уже и думать забыла о