– Люди пропадают, потому что тянут в рот всякую пакость, – фыркнула сестрица. – Зверям здесь нечего есть, а Морок твой испугался какой-нибудь ерунды, как и всякий глупый конь.

Я не понимала ее неприкрытой неприязни, но влезать в спор не стала, только коснулась утешительно руки Кириона и сказала тихо:

– Жаль твоего коня.

И получила в ответ ласковую улыбку.

Мы много говорили в тот день и на следующий, пока упорно шли вдоль бесконечной трещины уже безо всякой надежды встретить живых людей.

Я рассказывала про бабушку и о том, как ее любит и уважает вся округа, и никто не боится приходить в наш лесной дом за снадобьями или за советом. А Кирион поведал мне о больших городах и ведунах и ведьмах, что пользуются там славой – как дурной, так и не очень.

– Много их нынче развелось, не сразу отличишь доброго от злого, одаренного от мошенника, – сказал он.

Сали все больше отмалчивалась, но на этих словах отчего-то рассмеялась. И затем еще раз – когда Кирион заметил, что мы не то что на близнецов, а даже просто на сестер не похожи.

– Бабушка говорит, так бывает, – пожала я плечами.

От поведения сестры в душу закрадывался холод. Казалось, тем радостнее она становится, чем плотнее сгущается чаща; а расщелина словно нарочно пролегла так, чтобы завести нас в самое сердце мрака.

Я даже предложила повернуть назад, к дому, уверенная, что бабушки в этих краях нет и быть не может. Но Сали заметила, что проще уже спуститься по склону до конца – если охотники и ушли, то селения внизу точно есть, а значит, есть лошади и телеги. Как ни странно, Кирион с ее доводами согласился, хотя испытывал к ней ответную неприязнь и тоже не слишком-то таился.

Я словно томилась меж двух огней, не в силах ни один из них погасить.

Но на следующую нашу совместную ночь в лесу все изменилось. Больше не было нужды утихомиривать их споры или смешить посмурневшего Кириона глупыми историями, потому что мы с ним проснулись во тьме возле затухающего костра связанные. И Сали, сидевшая по другую сторону тлеющих углей, уже не скрывала своей сути.

– Все должно было быть иначе, – вздохнула она, и мерцающие во мраке глаза посмотрели на Кириона. – Тебе полагалось рухнуть в пропасть вместе с конем, и тогда Зверь, испив королевской крови, вернул бы мне часть силы. Но твоя кляча его усыпила! И мне снова пришлось ждать. А ты… – Сестра посмотрела на меня и оскалила блестящие зубы. – Боги, как же я тебя ненавижу.

Затем она вскочила и, пока я училась заново дышать, а Кирион, привалившийся ко мне спиной, пытался развязать не то свои, не то мои запястья, засыпала угли землей, подошла к нам и, схватив меня за ворот, подняла на ноги одним резким движением.

– Идем, не будем отвлекать Зверя от трапезы.

Я мычала и брыкалась, вот только поделать ничего не могла – в Сали обнаружилась недюжинная сила. Кирион тоже что-то стонал нам вслед сквозь забивавшие рот тряпки, но через несколько шагов я уже не видела во мгле его светлой рубахи, а вскоре перестала слышать и приглушенные стоны.

– Сейчас разрыдаюсь, – фыркнула сестрица, когда я неистово забилась в ее руках. – Чего ж так убиваться по маленькому дурному принцу?

Я снова дернулась и умудрилась вытолкнуть изо рта ком мокрого тряпья, одновременно стравив на землю съеденный перед сном хлеб. Сали с отвращением отстранилась, но все так же тащила меня неизвестно куда.

– Что ты делаешь? – бормотала я. – Что же ты делаешь…

Мысли путались так же, как ноги, а в груди разрасталось болезненное жжение.

– То, что следовало сделать давным-давно, – ответила Сали, – но я же не думала, что старуха и впрямь отважится сменить наследницу. Пугать меня этим – запросто, но перенаправить силу…

Я попыталась упереться пятками в землю, но только рухнула на колени при очередном рывке.

– Неуклюжая бестолочь, – на удивление беззлобно проворчала Сали. – Ну ничего, недолго мне осталось терпеть.

– Почему? – провыла я, упираясь лбом ей в ноги. – Просто… объясни, почему… я не понимаю…

Она молчала долго и заговорила, когда я уже не чаяла услышать ответ:

– Потому что у лесного народа не бывает близнецов. Потому что мощь нельзя делить на двоих, иначе никакой мощи не останется. Потому что от тебя нельзя было избавляться, пока дар не раскрылся. Ну же, это ведь так просто. Сали – это Сила. А Шона – это Ноша. Ноша, которую мы вынуждены были тащить, чтобы не лишиться наследия предков. Бабка уже этими именами нас пометила – кому жить, а кому издохнуть в нужный час.

Сестра говорила с ледяным спокойствием, и оттого жжение в моей груди становилось все сильнее.

– И когда… когда этот час? Когда дар раскроется?

– Когда старшая уйдет в другой мир. – Сали опустилась передо мной на корточки и подцепила пальцами мой дрожащий подбородок. – Бабка вот-вот окочурится, ты ведь чувствуешь, да? И когда дар предков вспыхнет в нас, я заберу твою долю, которая изначально предназначалась только мне, мне одной.

– Бабушка… где бабушка?

– Эта старая тварь приговорила тебя через секунду после рождения, а ты о ней переживаешь? Умалишенная… – Сестра распрямилась, а следом и меня заставила подняться. – Дома твоя драгоценная. И уже никогда не покинет своей древней хибары. Только слишком уж долго она цепляется за жизнь, из-за нее столько дней пришлось шататься по лесу.

Она бормотала еще что-то, но я не слушала, вдруг осознав, что веревка уже не стягивает мне запястья. Должно быть, Кирион и правда ослабил узел и теперь я могла высвободиться.

Наверное, если бы не нарастающая боль и туман в голове, я бы придумала план понадежнее, но в итоге как случилось, так случилось. Я сбросила путы, со всей возможной силой оттолкнула сестру и ринулась обратно к нашему потухшему костру. И к Кириону.

– Идиотка! – где-то вдалеке кричала Сали. – Если помрешь раньше времени, я тебя из-под земли достану!

Я еще удивлялась, почему она не бежит следом – неужели я оттолкнула ее так сильно, что покалечила? И только очутившись на месте, я вспомнила о неком Звере, которого она хотела напоить королевской кровью. И с которым, очевидно, не собиралась встречаться лично.

– Как есть идиотка, – прошептала я, до рези в глазах вглядываясь в тьму.

И та вдруг отступила. Мир окутало зеленоватым свечением, и мертвый лес показался мне еще более ужасающим, чем прежде. В корнях деревьев копошились тени, корявые ветви раскачивались, будто на ветру, хотя я не ощущала ни единого дуновения, а из мерзкой расщелины медленно выползали бесчисленные щупальца и все как одно тянулись к лежащему на земле Кириону.

Он все еще боролся с веревками и явно проигрывал.