Рука была горячая и тяжелая; Тамара невольно пригнулась итеперь смотрела вниз, на его ноги в галифе и этих черных гетрах, напоминающихсолдатские сапоги.

С ней творилась что-то неладное, причем началось этонекоторое время назад: с той самой минуты, как Роман пошел впереди по коридору,показывая дорогу в мастерскую, а Тамара брела следом и смотрела, какнатягиваются солдатские штаны на его сильных ягодицах. Наверняка если бы онспустил штаны, задница у него оказалась бы такая же упругая и мускулистая, каку того парня на картине, ну, который сношался с женщиной-змеей. Наверное, этоон себя рисовал. К примеру, одна из его натурщиц, с которыми он, без всякогосомнения, спит напропалую, сфотографировала его со спины крупным планом, оттогоон и смог так тщательно вырисовать этот эротичнейший зад. Но если бы оннарисовал любовника змеи в солдатских галифе…

Тамара зажмурилась, вонзила ногти в ладони. Надо сказатьему, чтобы убрал руку с ее шеи, не то она сейчас потеряет сознание от жара,который вливается в ее тело.

– Роман, – выдохнула она, не поднимая головы, –пожалуйста, возьмите…

Господи, что она говорит?! Она хотела сказать: «Уберитеруку!», а вместо этого чуть не взмолилась, чтобы он…

Роман коснулся раскаленными пальцами ее подбородка изаставил поднять голову.

Эти глаза напротив!

Тамара покачнулась.

– Помнишь, тогда, ночью, я все время спрашивал у того гада,который на тебя напал, сделал он что-то с тобой или нет? Помнишь?

– Пом…ню… – простонала Тамара, ничего не соображая.

– Я думал, что он тебя поимел, потому что ты валяласьполуголая, ноги задраны, и он так возился на тебе, как будто трахал на полнуюкатушку. Помнишь?

Она хотела отвернуться, спастись, из последних сил спастись,но Роман схватил ее за плечи и грубо встряхнул.

– Да, да…

– Ну так вот, слушай: если бы он сказал, что имел тебя, я быего прогнал, а потом сам трахал бы тебя до тех пор, пока ты криком не закричалабы. Я на тебя давно смотрел, сколько раз ты мимо проходила, и мне все времяхотелось затащить тебя в подвал, и если бы я узнал, что это кто-то сделал доменя, я бы не удержался и тоже изнасиловал бы тебя.

Изнасиловал… изнасиловал бы!

Тамара покачнулась, вцепилась в его плечи, чтобы не упасть,но Роман чуть толкнул ее, и они упали вдвоем на диван, который стоял позади.

Роман кусал ее губы, одной рукой срывая одежду то с нее, тос себя, но Тамара крикнула:

– Не надо! Скорей!

И он понял: задрал ей платье, расстегнул свои галифе и, неснимая их, врезался в нее.

От боли, от неожиданности слезы выступили на глазах.Сотрясаясь под его телом, Тамара открыла глаза и увидела в косо повешенномзеркале свои голые ноги, с силой обхватившие мужской зад.

…Там, на заставе Приморские Тетюши, в красном уголке, надстолом президиума висел большой застекленный портрет какого-то вождя.

– Я хочу, чтобы она со мной кончила, – бормотал Шунька,заливая ее лицо своим потом. Тамара с мукой открыла заплывшие слезами глаза ивдруг увидела в темном стекле содроганье мужского зада, туго обтянутоговыгоревшими солдатскими галифе…

Она зажала рот рукой и, не отводя глаз от зеркала,выплеснула наконец из себя всю боль и муку минувших шестнадцати лет, корчась внеистовых судорогах, и если бы не искусала себе край ладони, то ее крики,наверное, разнеслись бы по всем мастерским, которые обосновались в бывших «нумерах».

Он смутно помнил, как его колотил кашель, как вынимало душуотчаянное чихание. Но все это было как бы сквозь сон, то ли с ним, то ли вовсенет. Потом навалилась тяжелая, беззвучная темнота, и вдруг прорвался чей-тоголос:

– Да я этого психа впервые в жизни вижу!

Голос был женский, незнакомый. В нем звенели слезы.

«Какой же я дурак! Обознался! У Алёны не может быть такихдлинных белокурых волос, она ведь подстриглась!»

Это было первой на диво связной мыслью. Юрий даже смог понять,почему ошибся: там, на холме возле храма Геракла, Алёна была с точно такими жедлинными, взлохмаченными соломенными волосами. Но тогда кто же эта девушка, такна нее похожая, которую ринулся спасать Юрий? И тут же пришел ответ: да младшаясестра Алёны, кто же еще. Как ее там? Инга!

Инга, та самая Инга, которая вызывала у Алёны столькобеспокойства. Не зря, не зря. Ну и компанию она себе подобрала! Какоеотвратительное, мерзкое насилие прервал Юрий! А где же Алёна? Куда-то ушла, а вее отсутствие… Или не ушла? Или где-то лежит, связанная, истерзанная, всоседней комнате, а младшую сестру негодяи оставили «на второе»?

От этой мысли по телу прошла судорога, Юрию даже показалось,что он вскочил, ринулся куда-то… но нет, ничего подобного, он только вздрогнул.Однако даже и это легкое движение не осталось незамеченным.

– Эй, он шевелится! – испуганно вскрикнула Инга. –Очухался, что ли?

Кто-то бесцеремонно ткнул Юрия в бок. Стон удалось сдержать,удалось остаться безвольно-неподвижным.

– Не-а, – отозвался самодовольный мужской голос. –Я его крепко приложил!

– Между прочим, он Казю еще крепче приложил, –отозвался другой голос – угрюмый. – В такой отключке валяется, что и незнаю…

– Этот тоже в отключке, – перебил самодовольный голос,и Юрию остро захотелось встать, схватить его обладателя за горло и трясти досих пор, пока это самодовольство не сменится жалким сипением.

– Вот и хорошо, – сделал вывод угрюмый. – Теперьосталось решить, что делать дальше. Во-первых, какого черта он сюда полез?

– Да окно, блин, не завесили толком! – с досадойвыкрикнула Инга. – Окно, понятно вам? Еще слава богу, что он одинзаявился, а не с отрядом ментов!

– Ну, Казя! – выдохнул угрюмый. – Ну, Ка-зя… Душувыну!

– Не суетись, – подхихикнул самодовольный. – Уже ибез тебя постарались.

– М-да… – тяжело прозвучало в ответ. – Ни хре-на…

– Хватит охать! – с истерическими нотками простоналаИнга. – Что теперь с этим придурком делать, я вас спрашиваю?