— Дальше, принц, дальше. Неужели ты думаешь, что это конец? Нет, это только начало.

— Я не могу уйти, — твёрдо ответил я, — мои дела здесь не закончены. Я должен остаться.

— Да как же ты останешься? — сокрушённо спросил Проводник, — ты, конечно, герой, не каждому удавалось сотворить то, что сейчас сотворил ты. По крайней мере, так быстро. Но тебе некуда возвращаться. У тебя не осталось тела.

— Дайте мне другое, — попросил я.

— Ишь ты, какой деловой, — недовольно сказал мне голос, — где же я тебе такое тело найду? А если и найду — что мне с хозяином его делать? Попросить освободить помещение в связи с наступлением обстоятельств непреодолимой силы?

— Не надо мне чужого тела, — прошептал я, — дайте мне новое. Маленькое. Я сам вырасту и снова всему научусь. Один же раз смог — смогу ещё раз.

Проводник, который так и не пожелал мне показаться на глаза, довольно долго молчал. А может, он молчал не больше нескольких секунд. В таком состоянии такое понятие, как время, становилось очень нечётким и размытым.

— Не жалко тебе столько времени терять будет? — спросил меня, наконец, Проводник.

— Не жалко, — ответил я, — у меня ещё остались здесь дела. Это не должно закончиться так.

— Ну что ж, в данном случае право выбирать ты заслужил. Оценили твоё благородство, так что небольшое ускорение, если так можно выразиться, ты получишь. Но предупреждаю сразу: будет больно. Рождаться всегда больно. Намного больнее, чем умирать.

— Меня это не пугает…

— Тогда приготовься…

В следующий момент меня закрутило, завертело… запоздало пришла боль, а потом всё так же внезапно кончилось… и мне сейчас оставалось лишь уснуть и спать долгим и сладким сном…

* * *

Во время очередного столкновения Меридия внезапно ощутила острую боль. Но боль, тем не менее, принадлежала не ей. Когда она посмотрела на Олесию, к которой как-то незаметно для самой себя успела подойти, то увидела, что её лицо тоже скривилось от боли.

— Что случилось? — спросила Меридия, — ты тоже это почувствовала?

— Да, — прошептала Олесия, — Дитрих. Ему очень плохо и очень больно. Нам немедленно надо к нему. Останови их.

— Сделаю. Только, ради всего святого, помоги ему.

Олесия помчалась в замок, а Меридия, обернувшись драконицей, бесстрашно ринулась вверх.

— Стойте, стойте! — мысленно закричала она, всё больше набирая высоту, — остановитесь! Прекратите!

Два дракона, уже сцепившиеся не на жизнь, а на смерть, не услышали её. Но когда она, наконец, набрала нужную высоту и встала между ними, они больше не могли её игнорировать.

— Меридия, — пророкотал Мизраел, — уйди. Не мешай. Не сейчас.

— Нет, папа! — захлёбываясь от страха, кричала она — Дитриху нужна помощь. Ему очень плохо! Уталак, я вас умоляю…

Но в этот момент, не завершив мысль до конца, серебряная драконица потеряла сознание от новой вспышки боли. Мизраел тут же подхватил её, Уталак же без лишних слов ринулся вниз, к замку. Мизраел же с дочерью в лапах принялся аккуратно опускаться.

Уталак спешил изо всех сил. Нет, ужасная догадка пронзила его, он знал, что испытывал принц… проклятье, как он мог об этом забыть?! И уж тем более, откуда такое могло быть известно самозванцу, мнящему себя Лазурным? Но принц не погибнет, нет, он не может, он выдержит, он сильный, он… он на время лишился своих Доминант… Взвыв от страха и бессилия, Уталак набрал высоту и полетел к башне, в которой находилась комната Дитриха. Перед самым окном он принял человеческий облик и, выбив стекло, приземлился.

Принца не было. Да и сама комната выглядела так, как будто тут игрались несколько дракончиков, поливая друг друга пламенем. Комната горела. Пламя как раз перекинулось с ковра на постель, а оттуда стремилось достать до висящих на стенах картин. Но принца тут не было. Единым щелчком пальцев погасив пламя, Уталак ринулся наружу. Странно. Откуда эти закопчённые следы? И здесь… и дальше… как будто плавился камень. Неужели?

Уталак мчался вниз по следам, молясь, чтобы не случилось самого страшного, чтобы не произошло того, что происходит с людьми, когда они становятся невольными свидетелями таких битв, чтобы Цвета сжалились над ним и не заставили совершить самое страшное для человека… Тургор.

Когда он пробегал по первому этажу, то увидел Меридию, успевшую прийти в себя, и Мизраела, стоящих у входа и не решающихся идти дальше. Взмахом руки приказав им следовать за собой, он поспешил дальше. Глупец! Надо было сразу отправить кого-нибудь к Дитриху, чтобы его отвели в комнаты для слуг, они лично защищены им от этого пагубного воздействия на случай непредвиденных обстоятельств… но кто ж знал, что Мизраелу достанет наглости и глупости бросить ему вызов здесь?

И тут он услышал то, что заставило его сердце оборваться. Он услышал плач… и когда он слышал этот плач, ему хотелось на всех порах нестись и разорвать в клочья всех и каждого, кто стал его виновником. Он слышал этот плач всего один раз, на похоронах Гиордома, но уже тогда он поклялся себе, что больше не позволит этому миру услышать его ещё раз. Плакала Олесия, плакала горько и безутешно, плакала так, как будто Лазурь рвёт её душу на части, и она совершенно ничего не может с этим поделать. Это могло значить только одно…

Следов расплавленного камня становилось всё больше и больше. Казалось, что какая-то раскалённая субстанция шла по ним, изо всех сил намереваясь добраться до конечной цели. Вот, наконец, и зал с Чашами… дверь выбита и лежит в стороне, а внутри комнаты на коленях стоит Олесия и, безутешно рыдая, прижимает что-то к себе.

Уталак остановился. Значит, это всё же случилось. Его дуэль с Мизраелом настолько всколыхнула Цвета, что принц этого просто не выдержал. Что ж, нельзя его в этом винить. Никто такого не выдерживал…

— Цвета во время вашей битвы обезумели, папа, — мимо стоящих позади Мизраела и Меридии, всхлипывая, прошла Лиала, — я слышу эхо эмоций принца… оно было настолько сильно, что всё ещё витает в воздухе… ему было страшно, он горел, горел в буквальном смысле, он искал безопасного места и пришёл сюда… И его настиг Тургор.

— Что? — испуганно спросила Меридия, прорываясь вперед и подбегая к Олесии, — его разорвало? Да как же… Олесия, это у тебя что?

— Я испугалась, — тихо всхлипывая, прошептала Олесия, — я испугалась, что мы потеряли его навсегда. Боялась, что он уйдёт дальше. Пережившие такое могут вернуться… Но всегда забывают, зачем это нужно… Но Дитрих… он сумел удержаться… Хотя бы так…

Она встала и повернулась, бережно прижимая что-то к себе. И этим бесценным предметом оказалось яйцо. Сиреневое драконье яйцо с нежными жёлтыми разводами по бокам.

Уталак широко раскрыл глаза. Это воистину было чудо. Нет, даже он недооценил принца. Сквозь забвение, сквозь собственную смерть, он всё равно смог дотянуться сюда и, мало того, удержаться.