В 1870-ые годы это означало большинство голосов либералов, поскольку различные либералы занимали три из каждых четырех депутатских кресел. Несмотря на их успешную риторику, помогавшую им получать голоса, Бисмарк считал, что истинной целью национал-либералов и представителей Прогрессивной партии было интервенционистское государство. Они сами обвиняли канцлера в стремлении к консервативной версии такого государства{512}. Хотя Бисмарк яростно критиковал оппозицию, называя социал-демократов «подрывниками» во время первого десятилетия в должности рейхсканцлера, он чаще прикусывал язык и хвалил могущественных людей, с которыми не соглашался. Современные историки иногда представляют его виртуозным Макиавелли, исполняющим роль либерала, если того требовали коалиции правящей партии, и затем, когда позволяли обстоятельства, мстящего бывшим союзникам. Но они упускают его преданность прагматичной подготовке законов и предпочтение получить лучше половину буханки, чем вообще ничего.

ЗАЩИТА ЦЕРКВИ

Создав новую Германскую Империю вокруг Пруссии, Бисмарк потопил имперские мечты многих римских католиков, которые представляли более крупную Германскую Империю под руководством Австрии. Те же самые враги также точили зуб на модернистскую протестантскую культуру, восходящую к французской оккупации, когда были конфискованы церковные земли, а в Рейнланд уменьшилась власть духовенства. Эта культура признавала Бога только «внутри границ одного разума» (Кант), или только как самопроекцию — полезным, по мнению некоторых (Фейербарх); вредным по мнению других (Маркс); и — в одном случае — недавно почившим (Ницше){513}.

Ответ католической церкви на модернизм был в девятнадцатом веке таким же, как и в шестнадцатом: бегство ультрамонтанистов за Альпы, под власть римского Папы. К 1870-м годам только папская власть, казалось, предлагала верное спасение от лавины модернизма. Впервые к ультрамонтанизму обратились иезуиты в восемнадцатом веке, он был заново возрожден в Германии после наполеоновской революции, при поддержке папства, которое видело угрозу своей духовной миссии при малейшем компромиссе с новым светским миром. Однако некоторые представители католического духовенства и миряне хотели более четкого, организованного в соответствии с современными требованиями и просвещенного христианства. Они находили более привлекательными национальные массы и не столь соответствующее установленным правилам, не такое церемониальное лечение душ{514}.

Этот новый кризис в церкви вынудил папство заново утверждать свою власть в спорных новых догмах и назначать духовенство из ультрамонтанистов на пустующие должности в Германии. В 1854 году Пий IX провозгласил доктрину непорочного зачатия Божьей Матери. Этим он совершил для церкви девятнадцатого века то, что сделали доктрина евхаристического пресуществления и продажа индульгенций для церкви в Средние века — столкнули мирян и правителей с исключительной высшей силой Папы над этой жизнью и следующей. Дистанцируя церковь от «прогресса, либерализма и передачи власти гражданским лицам, введенных в последнее время» государством, энциклика Пия, к которой был приложен список («Силлабус») из 80 «заблуждений современной эпохи». И то и другое было опубликовано в 1864 году и шокировало либералов и консерваторов проклятием некоторых достижений, которыми светский мир больше всего гордился: разделения церкви и государства, школ, в которых учились представители разных вероисповеданий, религиозного плюрализма и терпимости. Последним ударом стала так называемая папская непогрешимость. В этой доктрине, появившейся в 1870 году и напоминающей буллу «Unam Sanctam» Папы Бонифация VIII 1302 года, Пий отчаянно протестовал против французской экспансии за счет церкви. Он объявил королей, как христианских мирян, ниже себя, подчиненными Папам во всех вопросах веры и морали{515}. [В булле «Unam Sanctam» Папа Бонифаций учит, что «светская власть должна подчиняться духовной… Всем людям необходимо подчиняться Папе Римскому ради спасения». — Прим. перев., цитируется по: Хроника христианства, с. 179].

Во время последующей «войны за цивилизацию» (Kulturkampf), как известный патолог и делегат от Прогрессивной партии Рудольф Вирхов определил конфликт, и церковь, и государство считали, что на кон поставлено выживание их института{516}. Для Национал-либеральной партии заявления и проклятия Папы являлись атакой на все еще слабое демократическое движение, в то время как Бисмарк считал, что они представляют папскую курию, как еще одно захватническое иностранное государство. Он отверг особое обращение к католикам лидера Центристской партии Людвига Виндхорста с горько-сладким юмором, объявив в одном случае, что его жизнь поддерживают двое: «Моя жена и Виндхорст — одна любовью, второй — ненавистью». Выступив за разделение церкви и государства, Бисмарк пришел к выводу, что лучше всего держать церковь и теологию как можно дальше от парламента{517}.

Германские католики, которые поддержали «Силлабус» и доктрину папской непогрешимости, рассматривались, как немцы, родившиеся за пределами Германии. Предполагалось, что они в первую очередь преданы не новому германскому государству, а угрожающей иностранной силе в Риме. На том же основании Бисмарк критиковал консерваторов Центристской партии и либералов Социал-демократической, как «подрывные элементы», выражающие большую преданность политической идеологии, чем новой германской конституции{518}.

Отказываясь «пойти в Каноссу» (т. е., засвидетельствовать почтение Папе), Бисмарк взял сторону современных критиков. Таким образом, он отказывался от исторического сотрудничества германского государства и церкви. Это сотрудничество, существовавшее со времен Реформации, создало политически сплоченную бюрократическую государственную церковь, которая и ускоряла, и сдерживала начинания и государства, и церкви. Во время «Культуркампф» правительство ограничило христианские церкви строго морально-обрядово-духовной сферой, убрав духовенство из государственных школ и запретив политическое лобби конфессий. Новый Департамент по вопросам религии наблюдал за обеими конфессиями, и «пункт о духовенстве» запрещал священникам комментировать политику во время лечения душ. Наконец, «Майские законы» 1874 года обязали всех кандидатов от духовенства проходить государственный квалификационный экзамен, или «культурный экзамен»{519}.

Большинство германских епископов и католиков-мирян выступало против «Силлабуса» и доктрины папской непогрешимости. Это дало правительству важный клин для отделения местной католической власти от папского государства за Альпами. Германское духовенство, которое публично приняло сторону Папы, рисковало потерей своих епархий и приходов. С другой стороны находились католики, которые показали себя гораздо менее критичными по отношению к церкви, когда голосовали, отдав Центристской партии три четверти голосов католиков. В конце концов, безрассудная и отчаянная борьба правительства с Центристской партией и церковью стала жертвой избирательной урны, так как консервативные протестанты, которые знали, что могут стать следующими, также проголосовали против Бисмарка. Также эффективным в сдерживании нападок правительства на церковь оказалось выступление лидера Центристской партии Виндхорста, который стыдил Бисмарка за то, что поставил на своих политических противников клеймо врагов государства{520}. Смерть Пия IX и восшествие на папский престол Льва XIII позволили обеим сторонам отступить, спасая лицо. Новый Папа направил свою деятельность на христианские социальные акции и прочь от политических конфронтаций. Таким образом, он больше