Пес нехорошо косился на Федора и продолжал дрожать.

– Он действительно очень перенервничал. Я ему все прощу, –улыбнулся Федор, – если бы он не убежал, мы бы с вами никогда не познакомились.До завтра, Верочка. Я зайду за вами ровно в семь.

Мотя перестал дрожать только тогда, когда дверь за гостемзакрылась.

Стало совсем светло, и вместо серого плаща на Володе былаклетчатая ковбойка с закатанными до локтя рукавами. На голову он наделджинсовую кепку с длинным козырьком. Он вообще выглядел совсем по-новому. Вмагазине ВТО он купил круглые очки в тонкой темной оправе с простыми стеклами,гримерный набор, накладные усы и бороду под цвет своих серо-русых волос.Старомодные очки, усы и бородка делали его похожим на какого-нибудь младшегонаучного сотрудника из провинции. Ковбойка и кепка дополняли придуманный образ.Теперь ни толстячок, ни его хитрый собеседник ни за что не узнают его, дажеесли замечали раньше и запомнили.

Сегодня они опять встретились на лавочке в тихом дворе, наэтот раз неподалеку от Новослободской. Володя подошел очень близко. Норазглядеть молодого человека как следует все-таки не мог. Сумерки густели.Тянуть больше нельзя. Эта встреча может оказаться последней.

Володя не спеша прошел мимо заветной скамейки.

– Извините, пожалуйста, – обратился он к двум старушкам,которые направлялись к подъезду, – вы не подскажете, где здесь Белопольскийпереулок?

Он отлично знал этот район. Никакого Белопольского переулкане было.

Старушки стали напряженно вспоминать и бурно обсуждать междусобой, что это за переулок такой.

– А вам что конкретно там нужно? Какая организация?

– Мне нужен дом семнадцать. К знакомым зайти, – смущеннообъяснял Володя, – там просто дом, квартиры. Мне сказали, это недалеко от метроНовослободская, не доходя до Театра Советской Армии.

– Теперь Российской, – поправила одна из старушек, – метровот, театр туда, дальше. А Белопольского переулка я не знаю, никогда про такойне слышала.

– Может, вы записали адрес не правильно? Или вам другоеметро нужно? сочувственно спрашивала вторая старушка.

Они не спешили и искренне хотели помочь потерявшемусяпровинциалу. Володя протянул им листок бумаги с адресом, который сам придумал инаписал накануне. Пока они вглядывались в мелкие буквы, он осторожно повернулголову, чтобы разглядеть лицо собеседника Ильи Андреевича. Лицо оставалось втени, однако он успел заметить, как внушительная пачка, перетянутая бумажнойбанковской лентой крест-накрест, перекочевала из рук толстячка в карманмолодого человека. Володя не разглядел, доллары это или рубли, но то, что это –деньги, понял сразу.

– Вы к постовому обратитесь, там, на углу, в «стакане»,гаишник стоит, он все знает, – посоветовали бабушки и зашли в подъезд, все ещеобсуждая, где ж, это такой есть, Белопольский переулок.

Володя остался стоять, делая вид, что внимательноперечитывает адрес на листочке. Потом растерянно огляделся. Во дворе никого,кроме двоих на скамейке, не было. Подождав еще минуту, он решительно шагнул кним.

– Извините, пожалуйста, может, вы мне поможете?

Прямо в него уперлись стальные серые глаза. Сердце замерло.Он разглядел наконец лицо. Теперь никаких сомнений не оставалось. На скамейкерядом с Головкиным сидел Сквозняк.

Володя не ожидал, что так разнервничается, и испугался:голос выдаст его, задрожит. Впрочем, это можно списать на растерянность иусталость заблудившегося провинциала.

– Вы случайно не знаете, есть здесь поблизости Белопольскийпереулок?

– Мы не здешние, – буркнул Головкин и отвернулся.

– Извините, – растерянно пробормотал Володя. Двор со всехсторон был окружен невысокими домами довоенной постройки. Володя, неоглядываясь, зашагал прочь, через детскую площадку. Со скамейки не было видно,как растяпа-провинциал, вместо того чтобы выйти из двора, нырнул в один изподъездов.

Он ужасно спешил, у него дрожали руки. Они могли разойтись влюбой момент. Остановившись на площадке между этажами у открытого окна, он снялкепку, быстро отклеил усы и бороду, не расстегивая пуговиц, стянул ковбойкучерез голову и остался в синей футболке.

На лестнице не горел свет. Окно выходило во двор. Двасилуэта на скамейке были смутно видны. Володя заметил, как они встали, и пулейрванул вниз, на улицу.

* * *

Чем меньше времени оставалось до конференции, тем большеприходило текстов. Верочка с головой ушла в работу. Про Федора она почти недумала. Ну, появился милый молодой человек, Мотю вернул, все в ванной починил.Ну, понравилась ему Верочка. И что? Вряд ли будет какое-то продолжение. Ейэтого не надо сейчас, да и ему, вероятно, тоже. Так, случайное мужскоекокетство. Мужчины ведь кокетничают не меньше женщин и часто для того, чтобынравиться самим себе в первую очередь, а потом уже – кому-то еще. Скорее всего,он вовсе забыл, что приглашал Веру в ресторан, и больше никогда в ее жизни непоявится.

Ровно в семь раздался звонок в дверь. Не в переговорноеустройство домофона, а именно в дверь.

– Федор? Какой Федор? – услышала Вера мамин голос изприхожей.

– Это тот, который Мотю нашел! – объяснила Надежде ПавловнеСоня.

Федор был в светлом легком костюме, от него пахло хорошимодеколоном. В руках он держал большой букет белых роз. Он опять казалсяновеньким, чистеньким, сверкающим.

– Вера, вы еще не готовы? – Он галантно поцеловал руки всемтрем дамам, начиная с Надежды Павловны, кончая Соней, чем немало смутилребенка.

– Елки-палки, – пробормотала девочка, – прямо женихкакой-то!

Он действительно был похож на жениха. Букет он протянулНадежде Павловне.

– Спасибо, – улыбнулась она, – и за Мотю, и за стиральнуюмашину, и за букет.

– У вас теперь еще и кран не капает, – напомнила Соня, – ивыключатель не искрит.

Вера ушла в свою комнату переодеваться. У нее вдруг возникловеселое, мстительное чувство: она идет в ресторан с чужим мужиком назлоЗелинскому.

«Вот тебе. Стас! Ты будешь жениться-разводиться, а я должнатебе верность хранить? Ты думаешь, я никому понравиться не могу? Могу, еще как!Между прочим, этот Федор по-своему очень обаятельный, даже красивый, – думалаона, надевая длинное крепдешиновое платье и расчесывая волосы, – и ничего, чточужой. Я с ним поближе познакомлюсь, а там видно будет».