И все-таки в глубине души она чувствовала, что обманываетсебя. Больше всего ей хотелось, чтобы на месте Федора был сейчас СтасЗелинский, чтобы он пришел вот так, в строгом костюме, с цветами, чтобы пронего можно было сказать: жених.

«Господи, ну когда же это кончится? Я ведь разлюбила его,мне все про него ясно, а вот опять…» – Вера даже поморщилась от досады.

Длинное, чуть приталенное платье и босоножки на высокихкаблуках делали ее выше и тоньше. Она снова себе нравилась, как вчера, когдаполузнакомый молодой человек буквально поедал ее глазами.

Он ждал ее, сидя за столом на кухне и чинно беседуя с мамойи Соней. Верочка почувствовала на себе открытый, мягкий, восхищенный взгляд. Ейстало тепло и спокойно.

– Только не слишком поздно, пожалуйста, – сказала мама,поцеловав Верочку на прощание, и прошептала на ухо:

– Очень приятный молодой человек!

Федор повел ее в небольшой ресторан, который находилсясовсем близко, в трех кварталах от дома. Много лет в этом помещении былахимчистка, потом без конца открывалось и закрывалось что-то новое: обувноймагазин, офис мелкого банка, пункт проката видеокассет, продавали итальянскуюсантехнику, потом детскую одежду. И вот теперь, отремонтировав в очередной раз,сделали уютный ресторанчик под названием «Сириус».

Столики отделялись друг от друга перегородками, увитымиживым плющом. Официант, у которого усы точно повторяли форму и цвет черногогалстука-бабочки, принес меню.

Вера вспомнила, что в последний раз была в ресторане напереговорах с какими-то бельгийцами. Ее нанял на две недели начинающийбизнесмен. Он все пытался задорого продать бельгийцам некие чудодейственныепрограммы омоложения, разработанные сибирскими шаманами в позапрошлом веке,якобы найденные и расшифрованные самим этим бизнесменом, фельдшером пообразованию. Он преподносил это как открытие века, переворот в медицине.

– Ну ты добавь что-то от себя, у тебя ведь язык хорошоподвешен, все-таки высшее гуманитарное образование, и вообще женщины умеют отаких вещах говорить убедительней, – шептал он Вере на ухо, когда запасы егорекламного красноречия исчерпались, – если они купят, я тебе вдвое большезаплачу.

Вера понимала, что бизнесмен старается подсунуть бельгийцамсовершенную ерунду. Ей не хотелось вносить свою лепту в это одурачивание.Конечно, бельгийцы сами не дети, профессора-медики, но в какой-то момент онисломались и несколько образцов эликсира молодости приобрели. Бизнесмен нарадостях заплатил, правда, не вдвое, а только в полтора раза больше. Вера быланесказанно удивлена. Она ведь делала свою работу механически, ни слова недобавляла, и он, хоть французского не знал, прекрасно это понял. Она с самогоначала предупредила: я только переводчик, никак не рекламный агент.

Вообще рестораны для Веры ассоциировались прежде всего сработой. Она не могла вспомнить, когда была в ресторане или кафе просто так, нев качестве переводчика.

– Что будем пить? – спросил официант.

– Верочка, это вопрос к вам. Я не пью, – улыбнулся Федор.

«Он еще и не пьет! – поздравила себя Вера. – Счастье-токакое!»

– Мне, пожалуйста, белого, сухого, совсем немного. Официантперечислил сортов пять сухих белых вин.

– На ваше усмотрение, – пожала плечами Вера. На горячеезаказали по шашлыку из осетрины. Вера достала из сумочки сигарету и закурила.

– Странно, что Мотя ведет себя так по-свински, – сказалаона, – сегодня, когда вы пришли, он даже не вылез поздороваться.

– Знаете, наверное, я ему напоминаю о самых неприятныхмоментах в жизни, задумчиво произнес Федор, – он ведь очень переживал, когда потерялся.

– Но именно вы его нашли и от тех кобелей спасли.

– Все равно я для него чужой. Ему хотелось домой, к своимхозяевам. Он нервничал, метался, не ел ничего. Это состояние тревоги он вопределенной степени перенес на меня, а потому не хочет видеть, не хочетвспоминать о своих переживаниях.

– Федор, а вы не усложняете собачью психику? Вы анализируетеМотьку прямо по Фрейду, – засмеялась Вера. – На самом деле просто балованный,невоспитанный пес.

– Я уже говорил вам, Верочка, этому псу я все прощу и будублагодарен всю жизнь. Если бы не он, мы бы с вами никогда не встретились. Атеперь я живу с ощущением постоянного праздника в душе. Знаете, у меня никогдатакого не было. Вот проснулся сегодня утром, открыл глаза и сразу почувствовалсебя счастливым оттого, что вы есть, что я вас увижу.

– Вы серьезно это говорите? – Вера чуть склонила головунабок и посмотрела на него внимательно. Она была без очков и от этого сильнощурилась.

– А разве можно такое говорить не всерьез? Ну самиподумайте, зачем? Какая у меня может быть корысть? Единственная моя корысть –вы сами, Верочка…

– Это замечательно, честное слово! – Вера опять засмеялась.– Скорее всего, вы преувеличиваете, но слушать – одно удовольствие.

– Я не преувеличиваю, – он протянул руку через стол икоснулся Вериных пальцев, – просто я привык называть вещи своими именами. Когдая вас увидел, у меня даже голова закружилась. Я испугался одного: вдруг вызамужем? Впрочем, если бы вы были замужем, я бы вас отбил, увел, похитил,что-нибудь придумал.

Вера осторожно убрала руку из-под его горячей ладони. Онабыла совершенно спокойна. Не то чтобы этот Федор ей ни капельки не нравился.Нет, нравился, но и немного пугал, как-то настораживал, она не могла понять,чем именно. К тому же почти весь запас сильных чувств был израсходован надругого человека. Она устала от переживаний, слишком часто ее сердцеостанавливалось, потом начинало дико стучать, лицо заливалось краской.

– Вы как будто заморожены. Кто-то сильно обидел вас? –спросил он, требовательно заглядывая ей в глаза.

– Почему вы так решили? Никто не обижал. Я не замороженная,я в принципе не очень эмоциональный человек, – соврала Вера.

– И все-таки мне кажется, кто-то сделал вам больно. Большетакого не будет. Я вам это обещаю. Пока я рядом, никто вам больно не сделает. Явижу, вас обижали, вас не любили так, как вы того заслуживаете.

– А как я заслуживаю? – Вера отхлебнула кисловатого терпкоговина.

«Что-то не то, – думала она, – он говорит как герой сериала.Однако слушать почему-то приятно. Если честно, никто ничего подобного мне неговорил. Пусть это отдает дурной патетикой, но ведь на самом деле такие вотвнезапные чувства сложно сформулировать, а сериалы сейчас все смотрят, и вкаждом доме сладкие сопли с телеэкранов льются. Человек, даже если самспециально не смотрит, все равно поневоле получает свою ежедневную порцию,впитывает эту лексику, думает, что так и надо разговаривать в жизни. Впрочем,может, я ничего не понимаю? Может, я и вправду замороженная? Чтобы оттаять иприйти в себя, мне нужен такой вот красивый роман, сладкая сказка. У меня небыло ни одного мужчины, кроме Стаса. А мне уже тридцать. Сколько еще осталосьженского века? Каждый раз, когда с кем-то другим доходило до серьезныхотношений, Стас налетал, как коршун, говорил, что погибнет без меня, что все унас будет по-другому, и я верила. Потом некоторое время все действительно былопо-другому. Стас делался нежным, внимательным, у нас начинался медовый месяц.Недолгий, но медовый… Интересно, налетит ли он, как коршун, на этот раз? И чтобудет? Охранник Федор не похож на прежних моих ухажеров…»