Краем глаза я видела, что Фрид тоже с любопытством изучает обстановку. Поймав мой взгляд, южанин подмигнул. Наверное, тоже предвкушает горячий источник – в селении с таким говорящим названием его не может не быть. А еще немного нормальной еды, кров и постель.

Ветер взметнул в земли вихрь белого крошева. С неба сорвались мелкие снежные мушки и, дразнясь, полезли в глаза. Мы прошли площадь, где люд обычно торговал или устраивал собрания. В центре стоял жертвенник Матери Метели – каменная чаша перед плитой, исчерченной рунами. По улочке протрусил печальный пес со свалявшейся шкурой. Остановился, глядя на нас удивленно. Захотелось потрепать его по голове, но Эйнар сказал, что лучше его не трогать. Хоть выглядел он безобидно, но мог тяпнуть будь здоров.

Наш провожатый держался чуть впереди. Широкие плечи покрывала звериная шкура, ноги бесшумно ступали по земле. Невольно я начала сравнивать Эйнара с Фридом… и мысленно отвесила себе оплеуху. Хватит, что за глупости? Какие могут быть мужчины? Мне бы с одним разобраться.

– Эта деревня управляется старейшинами? – спросил Фрид, поравнявшись с нашим новым знакомым.

– Да, у них сейчас как раз собрание, – ответил Эйнар, повернувшись. При этом он глядел на меня, улыбаясь краешками губ. – Думаю, они позволят. Не могут не позволить.

Кожей я ощутила возмущение Фрида и заметила короткий, но острый взгляд, брошенный им на Эйнара. И тут я поняла, в чем дело. Северянин выглядел… заинтересованным. А моему случайному мужу это явно не понравилось.

О, боги! Два петуха.

– Ждите здесь, – бросил Эйнар, когда мы остановились у длинного дома. Постучав в массивную, окованную железными полосами дверь, прошел внутрь.

Фрид сложил руки на груди и фыркнул.

– Тебя что-то не устраивает? – спросила, плеснув в голос сарказма.

– С чего ты взяла? Все прекрасно. Замечательно просто.

При этом уголок его рта был насмешливо приподнят, глаза сощурены. Волосы растрепались, и челка упала на лоб. Захотелось протянуть руку и убрать ее.

– Я видела, как ты скалился на бедолагу Эйнара. Мне начинать волноваться за него?

– Мне нет никакого дела до этого увальня.

Однако выражение его лица и взгляд говорили об обратном, и наш диалог мог бы перерасти в перебранку, как вдруг в дверях возникла голова Эйнара:

– Входите! Вас ждут.

Внутри мягко светил очаг, пахло копченым мясом и травами. За столом на небольшом возвышении сидели четверо мужчин почтенного возраста. Годы выбелили волосы и добавили морщин на лица, но взгляды их оставались ясными.

Мы вежливо поприветствовали старейшин на северный манер.

– Кто вы такие? Откуда явились? – спросил тот, что сидел с правого края. Прямой, как жердь, с острым подбородком и внимательным взглядом.

Я не сомневалась, что Эйнар передал наши слова, но эти мужи хотели услышать ответы именно от нас.

– Мы пришли из… – начала я, но тут вмешался второй – дряхлый, как трухлявый пень.

Бросил в мою сторону неодобрительный взгляд и вытер рукавом длинные усы.

– Пусть говорит мужчина!

Я замолкла так резко, будто мне наступили на горло. Еще никто и никогда не смел затыкать рот княжне Рооны. Но пришлось проглотить обиду – как-никак, именно мы к ним на время Темной ночи просимся, а не наоборот.

И Фрид начал говорить, что мы служили еще Тэассу Ангабельду, потом перешли к его дочери. Женились, но детьми пока не обзавелись…

– Да что ты тут рассказываешь? У тебя на лице написано, что ты с далекого юга! – обличающим тоном воскликнул сидящий слева. Мне показалось, что один глаз у него косит. – Зачем тебя на Север-то понесло? Чего дома не сиделось, или шило в одном месте вертелось?

А он, кажется, весельчак. По крайней мере выглядит самым приветливым из этой четверки.

– Так я ведь наемник, – усмехнулся Фрид, пожав плечами. – Могу быть там, где сердце пожелает.

На этот раз слово взял последний. Он все это время молчал, лишь внимательно нас рассматривал. Старейшина выглядел самым молодым из них – морщины затаились только в уголках глаз, наполовину рыжие, наполовину седые волосы были собраны в две аккуратные косички.

– Наемники редко заводят семьи, а ты покинул сытые края и отправился в суровые северные земли. Что-то здесь не сходится.

Южанин усмехнулся так, как мог это делать только он – нагло и бесстрашно глядя старейшине в глаза. У меня руки зачесались как следует треснуть своего невыносимого мужа.

– Виновата любовь, – вдруг повернулся ко мне. От его прямого взгляда в груди что-то перевернулось, а потом ухнуло с высоты. – Я встретил здесь самую удивительную женщину…

Широкая ладонь скользнула на талию – наглец притянул меня к себе и наклонился к лицу, обжигая взглядом бесстыжих глаз. Подавив порыв ударить его коленом в пах, я метнула на него такой испепеляющий взгляд, что, не будь он магом огня, вспыхнул бы не хуже соломы.

– И влюбился, как мальчишка…

Кто-нибудь, спасите! Я сейчас сгорю со стыда. Что он несет?

И ведь врет. Наверняка врет, гад.

– Я долго добивался своей жены, она гнала меня прочь, но я был настойчив. И однажды она сдалась…

– Все, можешь не продолжать! – оборвал рассказ южанина тот, что сидел справа. – Мы все поняли. Дело молодое.

Внезапно дряхлый вредина расхохотался, чуть не выплеснув из носа питье.

– А мне нравится этот южанин! Меня в молодости напоминает.

Фрид сиял белозубой улыбкой, продолжая обнимать меня за талию.

– Я решил провести остаток жизни в суровом северном крае, на родине моей возлюбленной.

– Мечта всей моей жизни – терпеть твои шуточки, – прошипела я так, чтобы слышал только он.

Вот окажемся наедине, как тресну! В следующий раз будет знать.

Кстати, если нас примут, то… где нам придется жить? Месяц под одной крышей с этим… этим… В общем, я не выдержу и убью его, или сделаю что похуже. Нервничая, я отцепила чужую руку, которая ну никак не хотела покидать занятое место.

Старейшина спросил наши имена, Фрид ответил правду, а я представилась Данной – именем, которым звали меня родные. Я уже успела отвыкнуть от него, и под крышей этого дома оно прозвучало чуждо.

Гораздо привычней стало каждый день слышать мягкое и ласковое Фарди. Он произносил его именно так – нежно, с придыханием, чем сбивал с толку. И смотрел на меня, как будто я и правда была тем, что значит мое имя на южном диалекте – едой. Сладким виноградом.

Наше общение напоминало жизнь у подножья вулкана – никогда не знаешь, в какой момент рванет.

– …поселим вас в домике на окраине, пять суток назад скончалась старая Бертрун. Дом стоит бесхозный, – долетел