очень горячо, кожа на лице и руках заболела. – Это же я, Фарди! Ты хочешь и меня убить? – пришлось кричать, чтобы перебить рев и ворчание пламени.

А он все молчал. Силуэт расплывался в стене огня, дыма и зелено-голубых переливов, но я чувствовала этот взгляд – темный, изучающий. Он напряженно думал и пытался вспомнить.

– Я должен был убить тебя еще тогда, – произнес жестко.

Сердце упало и разбилось на сотню осколков.

А потом он сделал шаг… и выбрался из моей ловушки невредимым. Вот уже стоит рядом, сжимает побелевшей рукой кинжал.

– Почему я не смог это сделать? – схватив за плечо, рывком подтянул к себе.

Недолго думая, я отвесила ему пощечину. Получай, дурак! В груди вскипела ярость. Пусть только попробует еще что-нибудь выкинуть.

– Дело в твоем северном колдовстве? – спросил он, даже не поморщившись.

Щеку, как шрам, пересекала полоса копоти. Из тьмы зрачков на меня смотрел не тот, кого я успела узнать.

– Очнись же ты! Хватит! – я подалась еще ближе, чувствуя, как под острием кинжала затрещала ткань плаща и рестра. Он упирался мне в живот, еще чуть-чуть – и прощай Фардана Ангабельд.

Фрид втянул воздух у моего виска. Его трясло – огонь бушевал и пожирал изнутри, внушая ярость и жажду крови. Трясло и меня. Зубы выстукивали нервную дробь. Повинуясь наитию, я обхватила руками крепкую шею и прижалась щекой к его щеке. Замерла.

– Прошу тебя, довольно… – мягко опустила руку с кинжалом вниз. Кажется, он успел меня ранить. – Ты же обещал, помнишь? Обещал, что никогда не причинишь мне вреда.

Хотелось говорить и говорить, как тогда, в жерле уснувшего вулкана. А он, как назло, молчал и неизвестно о чем думал. Грудь ходила ходуном, тело было напряжено, как перетянутая тетива.

Меня затопило отчаянье. Если он не остановится, мне придется убить его. Хотя бы попытаться. Потому что уходить из этого мира мне рано.

Кинжал упал, звякнув о камень. Пламя растопило снег, превратив пространство вокруг в чернеющий островок. Встав на носочки, я погладила его лоб, убирая взмокшие волосы. Тяжелый взгляд блуждал по моему лицу, но я чувствовала – Фрид возвращается. Огненные языки медленно таяли, бледнели и исчезали.

– Почему я пощадил тебя? – спросил хрипло и тихо, смыкая руки у меня за спиной.

– Может потому, что ты не такой мерзавец, как я поду…

С обреченным упорством он отыскал мои губы, припал к ним злым и голодным поцелуем, заставил приоткрыть рот. Сначала я опешила. Земля и небо поменялись местами, дыхание замерло на вдохе. И, чтобы не упасть, вцепилась ему в плечи.

А потом меня подхватил ураган.

Если прошлые поцелуи были похожи на танец, то этот – на самую настоящую битву. Его пламя перекинулось на меня, превращая кровь в кипяток. У него был привкус раскаленного металла и пепла, знойной пустыни и нашего общего отчаянья. Но он был нужен ему. Нужен мне, как воздух.

Оказалось, легко потерять голову и обезуметь, не видеть ничего, кроме ярких вспышек перед глазами.

Руки блуждали по спине, скользнули и помяли бедра, а потом я почувствовала, как тело южанина стало тяжелеть.

– Фарди… – выдохнул он, оторвавшись, и опустился на землю.

Огонь потух, оставив после себя следы безумного жертвоприношения. Нас снова окутала ночь. Сверху равнодушно глядели звезды.

– Прости. Кажется, огонь вырвался из-под контроля, – прохрипел Фрид, глядя куда-то в сторону. Поднял руку и коснулся губ кончиками пальцев, будто не мог поверить, что только что целовал меня, как одержимый.

Я сглотнула стоящий в горле ком.

– Тебе не кажется. Ты меня едва не спалил, а юрды… Даже мне стало их жаль.

Он сжал руками голову так, будто испытывал сильную боль.

– Я не хотел тебя трогать. Этого больше не повторится!

Мне нечего было ответить. Я просто стояла, чувствуя, как внутри разворачивается пропасть и рвется хрупкая ниточка доверия. Его огонь слишком силен, неподконтролен и, кажется, в этом есть и моя вина. Вина нашей связи.

Мы о ней ничего не знаем. Мы были слишком неосторожны.

Глава 16

Фрид

От тел юрдов не осталось даже пепла – огонь уничтожил все. Остальные сбежали и попрятались по пещерам, как мыши. Когда я немного пришел в себя, мы с Фарданой вернулись в темницы и забрали оставшиеся вещи, прихватили немного еды и заживляющего порошка для моих ран.

Я был опустошен и слаб. Фарди много грустила и ушла в себя, между нами снова повисло тяжелое облако. Не хотелось верить, что это из-за меня.

Безумная ночь давно миновала, унеся с собой кошмары. Остался только один. Думая о том, что произошло, я понимал – все плохо. Очень плохо. Я впервые настолько потерял контроль над огненной стихией, а это значило лишь одно – проклятие рода постигло и меня. Отец с матерью радовались, что хотя бы одного сына оно не коснулось, а теперь…

Сколько я протяну?

У моего третьего брата все начиналось точно так же. Огонь захватил контроль над его разумом, и однажды Растис сжег сам себя.

Ну хоть из лап этих сумасшедших ушли. Мы с Фарди живы – пока это самое важное, с остальным как-нибудь справимся. Я вспоминал ее робкие прикосновения, ее нежность и страсть, и до безумия хотелось повторить их.

А какой она была на пороге гибели? Невероятно отчаянная и упрямая женщина. А как глядела, когда меня подтолкнули к проруби? В памяти отпечатались широко распахнутые глаза цвета шторма – готов поклясться, я видел в них молнии! И то, как она в последний момент подчинила стихию, превратив в смертельное оружие?

Она определенно знала, как произвести впечатление.

Что было дальше, я почти не запомнил. Все смазалось, как сон, только поцелуй оказался единственным ярким пятном. Она позвала меня, вырвала из огненного плена. В тот миг я нуждался в ней, как в якоре. Хотел чувствовать, касаться не только тела, но и души. И Фардана отозвалась.

Я откинул голову назад. Эти воспоминания рвали меня на части, боль проворачивалась в груди, как наконечник копья, круша ребра и внутренности. Я не хотел, чтобы все закончилось, едва начавшись. Не был готов к такому повороту. Прикипел всей душой к своей северянке, хоть умом и понимал, что дуальность может быть не только полезной, но и безумно опасной. Я обещал, что не причиню ей зла, а сам едва не убил. Но я сдержу обещание, чего бы мне это ни стоило.

А как спасти род и заодно себя… О, была одна совершенно безумная мысль, меня