отстанут, а ты сама оправишься от первого шока и не наделаешь глупостей. Я буду за тобой присматривать, прослежу, чтобы твоей наивностью не воспользовался какой-нибудь охотник за чужими деньгами. В остальном — решать, как жить, теперь предстоит тебе самой.

— Если бы я знала… — растерянно проговорила Фая. Я понимала ее чувства, потому и собиралась помогать девушке дальше, и даже оставила возможность позвать Ночного Кошмара. Фая была сильнее своего отца, и напади кто-то, равный Ферроу-старшему, на нее сейчас, она не позволила бы себя поймать. Но Артур Ферроу подчинил ее гораздо раньше, когда дар только-только проявился, и девушка еще даже сама не поняла, что она — ментальный маг. Отец контролировал дочь так долго, что Фая давно забыла, каково это — быть свободной, она не могла отделить свое сознание от воли отца, потому что понятия не имела, где заканчивается одно и начинается другое, а помочь и подсказать ей было некому. И теперь, не имевшая до сих пор права принимать какие-либо серьезные решения относительно своей судьбы, девушка осталась одна в огромном и враждебном мире. Даже близких родственников, способных помочь и поддержать, не осталось — день переворота пережили только отец и дочь.

— У тебя теперь будет много времени, чтобы подумать над этим, — вздохнув, пообещала я. — А сейчас не сопротивляйся, пожалуйста. Тебе правда не стоит помнить эту ночь.

Фая робко кивнула, и я легко проскользнула в сознание девушки. Стирая лишнее и бессовестно считывая то, что раньше было скрыто волей Артура Ферроу, я в очередной раз поразилась интуиции Тома, так и не убравшего дело о не принесшей никому выгоды гибели виконта Ульеса из списка жертв лорда Ферроу. Ленси Ульес действительно умер из-за любви, и любовью этой была Фая. Девушка, тенью следовавшая за высокопоставленным отцом, не только поверила в искренность чувств молодого виконта, но и ответила ему, впервые испытав надежду и попытавшись изменить свою судьбу. Почувствовав себя человеком, а не вещью, Фая доверилась, раскрылась, рассказала Ленси о себе и попросила помощи, но не смогла скрыть это от отца, властвовавшего над ее мыслями и памятью, как над своими собственными. Артур, узнав о демарше дочери, заставил ее слиться сознанием с Ленси и «исправить ошибку». Это Фая, а не Ленси, написала записку чужой рукой. Она приставила заряженный револьвер к виску и выстрелила, испытав все тоже самое, что и ее любимый, но не сумев умереть вместе с ним. Теперь я понимала, почему в ночь нашего знакомства, пока проснувшийся отец не перехватил контроль, Фая так умоляла меня уйти и не возвращаться — подумать только, она пыталась защитить Ночного Кошмара! И ясно, почему, когда я оборвала поводок, девушка даже не попыталась помочь отцу — рана от гибели первой любви до сих пор болела, как свежая, а родственных чувств в сердце давно не осталось.

Закончив работу, я погрузила Фаю в крепкий здоровый сон без сновидений, и, подхватив падающую девушку, аккуратно опустила ее на землю. Сама села рядом, положила голову себе на колени — пальто у леди Ферроу длинное, не замерзнет, а вот головой на холодных камнях лучше не лежать. Вытерла ладонью выступившие от просмотра чужих воспоминаний слезы. А сама вновь прокручивала в памяти наш первый мысленный разговор, заставивший-таки Тома изменить свои планы относительно Фаи.

Я почувствовала присутствие Ферроу сразу, как он появился в сознании дочери, ощущала дыхание чудовища в затылок, пока просматривала отобранные им для меня воспоминания Фаи. Слышала вкрадчивый шепот за каждой произнесенной девушкой фразой. Артур Ферроу был опытным, обученным, но слабым менталистом. Мимолетные мысли быстрее разума, и нужна огромная сила воли, чтобы удержать их внутри себя. Именно эти поверхностные и неконтролируемые отзвуки выдали мне не только присутствие Ферроу, но и родившийся на ходу план действий по моей поимке. Я же годами оттачивала свое мастерство на Томе, чтобы не выдать похоронившему эмоции Бледному Ужасу свою любовь, а теперь останавливала собственные мысли, чтобы не выдать Ферроу — я его вижу. Чувствовала липкие прикосновения чужой силы к своим щитам и всей своей сутью запрещала себе на них реагировать. Убеждала себя, что здесь только я и Фая. Шла в ловушку лорда, чтобы заманить его в свою.

Выходя на ментальный контакт с Фаей, я готовилась, что она может оказать сопротивление, и мне придется ввязаться в настоящий бой, но то, что я выдержала, чтобы не выдать себя и дать шанс этой девочке, было во много раз сложнее и опаснее. И лишь пересказывая Тому все, что смогла узнать, холодела от ужаса, понимая, какой опасности мы втроем чудом избежали. Дар Ферроу-старшего был слишком слаб, чтобы он мог читать чьи-то мысли мимоходом, как это делала я, и одновременно удерживать под контролем дочь. Это спасло и Тома, и нас с Ловчим — нам невероятно повезло, что ко времени допроса Томаса о темных гончих все силы менталиста уходили на Фаю, и он не смог считать наши с Линардом образы в голове палача. Используя более сильную дочь вместо собственного дара, лорд Ферроу лишился преимущества от владения собственным.

Тень вокруг наконец-то побледнела, позволяя увидеть два оставшихся на ногах силуэта. Линард поднял Фаю на руки и вместе с ней растворился в Тени. Ловчему следовало уложить девушку спать и уничтожить все следы ее ночной прогулки — никто не должен заподозрить, что она покидала собственную комнату. Я поспешила отпустить свою силу, сканируя пространство и убеждаясь, что рядом никого нет. Не хотелось бы, лишившись покрова Тени, оказаться обнаруженным случайным гулякой-полуночником. Пока Ловчий отсутствовал, мы с Томом стали уязвимее.

Палач проверил валявшиеся вокруг тела и хладнокровно обезглавил каждое, лишая некромантов возможности допросить мертвых. Я же задумалась: интересно, эта «красота» завтра нам с Ровеной достанется, или Дознание сразу перехватит дело? Судя по тому, что осталось от графа Ферроу, у нас с Ронькой был шанс полюбоваться на результат разгула Бледного Ужаса при свете дня — едва ли кто-то сможет опознать в бесформенной растерзанной куче органов лорда Совета, а значит, палачей вызовут далеко не сразу. Томас тем временем оглядел результат дела рук своих, довольно облизнулся, но, заметив мой взгляд, нахмурился и утер рукавом кровь с лица.

— Греза, тебе лучше не смотреть.

Я сразу поняла, чего опасается вампир, и как можно равнодушнее пожала плечами.

— В поместье Дорренов было намного хуже, но я же тебя не разлюбила из-за этого, — впервые за все годы я увидела, как могут сиять глаза шагнувшего ко мне Бледного Ужаса. Но заметила это не