в этом поднаторел. Сколько угодно людей из округа Кларк могло говорить, что меня видели вместе с Джули, но полиции требовалось мое признание. А я не собирался признаваться, пока мне не предъявят доказательств.

Бакнер спросил, арестовывали ли меня раньше. Я подумал: Наверняка он знает про Корнинг и Шасту. И про мои кражи дома в Селе. Поэтому я рассказал ему про женщину по имени Джин, которая села ко мне в машину с ребенком, и про то, как с меня сняли все обвинения. Похоже, честность добавила мне очков. Внезапно он спросил, когда я видел Джули в последний раз.

Я рассказал, как мы с ней познакомились, потом как встретились пятого марта и поругались из-за наркотиков, прежде чем она вылезла из моего грузовика и убежала. С тех пор я не видел Джули и не связывался с ней.

Часов пять детективы повторяли и повторяли мне, что я ее убил. Они отпустили меня в туалет, смыть грязь с рук. Когда я закончил, они сказали, что труп Джули тоже был в грязи, и спросили, где я испачкал руки. Я сказал им правду – я испачкался, когда утром складывал тент. Они заявили, что уверены: я завернул ее тело в этот самый тент и стащил ее вниз с насыпи на шоссе 14. Я ответил, что они ошибаются. Я все думал: Когда уже меня арестуют? Когда зачитают правило Миранды?[12] Чем дольше они ходили вокруг да около, тем ясней мне становилось, что доказательств у них нет.

В конце концов они предложили мне пройти проверку на детекторе лжи. Когда я согласился, они бросили свой блеф и больше о детекторе не вспоминали.

Они сфотографировали меня, сняли отпечатки пальцев и отвели в кабинет врача, где взяли анализ крови и образец волос. Наблюдая за тем, как пробирка становится красной, я понял, что рано или поздно анализ ДНК все покажет. Слишком много Кита я оставил за собой. Единственное, на что я мог надеяться, – чуть дольше задержаться на свободе.

Они сопроводили меня обратно к моему грузовику, и Бакнер пригласил меня поужинать. Он сказал:

– Мы испортили тебе день и хотим это возместить.

– Нет уж, спасибо, – ответил я. – У меня есть «Слим Фаст» в кабине.

– Ты жрешь эту дрянь? – спросил он.

Я подумал: Я лучше буду есть «Слим Фаст» в одиночестве, чем стейк Нью-Йорк в компании человека, цель которого – посадить меня на электрический стул.

– Ага. Только им и питаюсь. Я на диете. Мне все вкусы нравятся. Особенно апельсиновый и ананасовый. Шоколадный тоже ничего. И французская ваниль.

Он как-то странно на меня посмотрел и сказал:

– Ну же, Кит. Соглашайся. Округ Кларк хочет угостить тебя стейком.

Бога ради, дайте мне уже уехать отсюда!

– Прошу меня извинить, но придется отклонить ваше предложение.

Уже на ярмарке Бакнер обратился ко мне:

– Еще разок, Кит. Расскажи нам, почему ты убил ее.

– Я никого не убивал, – ответил я. – Вы ошибаетесь. Вот что я вам скажу – после того как вы меня отпустите, я буду поддерживать связь и помогу вам найти того, кто это сделал. Я любил Джули. Собирался жениться на ней. Зачем мне убивать женщину, на которой я хочу жениться?

– Ты нам скажи.

– Все ее друзья были наркоманами. Наверняка один из них ее и убил. Наркодилеры постоянно это делают.

Когда мы доехали до моего грузовика, они забрали тент как вещественное доказательство. Им пришлось вдвоем тащить его. Еще они конфисковали мои путевые журналы.

Я забрался в кабину, а Бакнер подошел к окну и сунул мне копии свидетельских показаний. Он сказал:

– Даю тебе последний шанс, Кит. Почему ты ее убил?

Я повторил:

– Я никого не убивал, – и завел мотор.

К черту его. Я просто хотел убраться оттуда. Я рассудил, что мне остается не больше двух-трех дней на свободе, и у меня были на эти дни свои планы.

4

Самоубийство с помощью снотворного

Я проехал до стоянки в Лас-Крузес и за кофе перечитал свидетельские показания. Я был в шоке. Все эти говнюки в округе Кларк тыкали в меня пальцем, лишь бы отвести от себя подозрения. У меня как будто вся жизнь пролетела перед глазами – мои дети, моя семья. Я задумался о том, что они будут чувствовать, когда меня арестуют. Отец будет в бешенстве. Дети станут меня стыдиться.

Я прикинул, не сбежать ли мне в Британскую Колумбию. Я оставался гражданином Канады, а в Канаде не было смертной казни. Но я понимал, что диспетчеры вряд ли назначат меня на доставку так далеко на север. Они же сотрудничают с копами.

Я подумал уехать на автобусе, но у копов ушло бы каких-то три-четыре дня на то, чтобы перехватить автобус и схватить единственного парня ростом два метра.

Я выглянул в окно и увидел человека в форме, который, сидя в своей машине, наблюдал за стоянкой. Я знал, зачем он здесь. Такое же чувство было у меня, когда я убил Танью Беннетт. На мне лежала печать убийцы.

Я пошел в магазин и поискал, чем мог бы отравиться. Там была жидкость для промывки радиаторов, но я хотел умереть, а не сжечь себе пищевод. Я купил упаковку «Контака» двенадцатичасового действия и шестнадцать таблеток экстрасильного «Тайленола». В грузовике у меня уже был «Судафед» и флакон «Анацина» – всего, наверное, таблеток сорок. Я прихватил бутылку минеральной воды, чтобы все это запить.

Идя к моему грузовику, я увидел, что человек в форме все еще на месте. Я боялся, что он реанимирует меня и промоет желудок. Надо было сделать все правильно, не вызвав подозрений.

Я забрался в спальное отделение, снял ботинки и задернул занавеску. Начал писать предсмертную записку, но потом передумал. Что я скажу? Что я несчастный непонятый ребенок, у которого не было шанса в жизни? В сорок лет? Я подумал: Кому вообще есть до этого дело?

Я знал, что должен проглотить таблетки быстро, иначе могу струсить и тогда умру на электрическом стуле или на виселице либо буду гнить в тюрьме до конца своих дней. Я выпил таблетки и откинулся на подушку. Через несколько минут у меня возникло такое чувство, будто голова вот-вот лопнет, а глаза выкатятся наружу. Потом я отрубился.

Когда я очнулся, была ночь. Я надел один ботинок и открыл окно. Высунул голову наружу – там шел прохладный дождь. Если я мог его ощущать, то был еще жив.

Я вылез на парковку и побрел к туалету.